Полёт над кукушкиным гнездом - [3]
СКЭНЛОН /возмущенно отодвигая подносик подальше от своей коробки/. Эй, вы, поосторожнее!
ФЛИНН. Да я же ничего не сделала, ничего!
УОРРЕН /осклабясь/. Помочь тебе, лапочка?
ФЛИНН /сухо/. Нет, благодарю вас. Мне помощи не требуется.
УОРРЕН, хихикая, уходит. СЕСТРА ФЛИНН забирает свой подносик и быстро исчезает.
ХАРДИНГ. Вам сдавать, Мартини.
МАРТИНИ, Чего? Ах да, поехали, значит! /Энергично принимается сдавать, сбрасывая карты также слева от себя несуществующему игроку,/
ЧЕЗВИК. Эй, прекрати!
МАРТИНИ. В чем дело?
ЧЕЗВИК. Там же никого нет.
МАРТИНИ /взглянув налево/. А я его вижу.
ЧЕЗВИК. Да ведь нас только четверо.
МАРТИНИ /с сомнением/. Да-а? /Сгребает карты и начинает снова их сдавать, на этот раз сбрасывая лишние карты справа от себя,/
ХАРДИНГ. Мартини, перестанете вы галлюцинировать или нет? О господи, давайте сюда карты! /Вырывает у него карты и принимается сам сдавать./
ЧЕЗВИК /Внезапно захихикав/. Хи-хи-хи!
БИЛЛИ, Ч-что т-тут смешного?
ЧЕЗВИК, Да эта пичужка сестричка. Я вспомнил, как впервой увидел голую девчонку. Мне, понимаешь, восемь лет тогда было, я сидел на дереве и заглядывал в окошко ее спальни. А она раздевалась. И вот как дошла до трусов, я… я… /Пока он тянет, БИЛЛИ встает и направляется к книге записей. /
ХАРДИНГ /не поворачивая головы/. Правильно, Билли, запиши это.
БИЛЛИ. Ну, т-так мы ж-же обязаны.
ЧЕЗВИК. Точно, Тебе за это золотую медаль дадут.
БИЛЛИ. вы ж-е пиш-шете все, ч-что я говорю.
ЧЕЗВИК. Угу, я еще напишу, что ты делаешь!
ХАРДИНГ. Да прекратите вы оба.
РАМИ /встрепенувшись/. К ч-черту вс-сех!
ХАРДИНГ. О, господи боже мой, настоящий сумасшедший дом! /Поднимаясь из-за столика./ Дорогие коллеги-психи. Я, президент Совета пациентов, Дэйл Хардинг, объявляю молчание на десять секунд — десять секунд благостной терапевтической тишины.
Сжимает руки и склоняет голову. Тишину тотчас разрывает звонкий нахальный голос, и дверь в помещение распахивается.
МАКМЭРФИ /еще за сценой/ … Ошибаешься, приятель: вовсе я не должен делать то, и вовсе я не должен делать это. И вообще, катись ты от меня подальше, а не то я сейчас…
Появляется спиной к зрителям в боевой позе; за ним следует УИЛЬЯМС раскрасневшийся, злой, раздосадованный.
Внезапно МАКМЭРФИ осознает, где он находится, и замечает уставившихся на него больных.
Здрасьте, братцы! Отличный осенний денек!
Присмотримся к Макмэрфи. Лохматый, с длинными баками. Жесткое лицо — потрепанное, со шрамами на носу и на скулах. На нем. темное кепи, старая коричневой кожи куртка, выцветшие белесые джинсы. На ногах — грубые сапоги со стальным ободком у каблука. Ведет себя открыто, раскованно, что особенно бросается в глаза в этом окружении. Засунув большие пальцы за пояс, он распрямляется и хохочет. Смех его льется свободно, громко — больные смотрят на него, раскрыв рот.
Черт побери, что это у вас у всех такой похоронный вид!
УИЛЬЯМС. Послушайте, мистер…
МАКМЭРФИ. А ты, парень, отойди от меня, дай же мне наконец осмотреться в моем новом жилье, слышишь? Какого черта, я же до сих пор еще ни разу не был в Институте психологии! /Шагнув к больным, в то время как Уильямс направляется в дежурку./ Меня зовут Макмэрфи, братцы, и я помешан на картах. /Покосившись на игроков./ Во что это вы тут играете? В преферанс? Ребята, да у вас что же, и карт хороших нет? Ну, ничего, сейчас мы это дело поправим. Я на всякий случай прихватил тут свои. /Достает карты и раздает игрокам./ Что ни карта — картиночка, и неплохая, а?
У больных вылезают на лоб глаза, когда они видят карты.
Неплохие девочки, а, ребятки, и все — разные. Только без хамства — не смейте мне их мусолить: мы еще поиграем в них, да как.
УИЛЬЯМС, широко размахивая руками, в чем-то пытается убедить Сестру Флинн; та берет телефонную трубку, но ее просьба прислать кого-нибудь ничего не дает: никто не приходит. МАКМЭРФИ собирает свои карты.
МАКМЭРФИ. Так вот, ребятки, я к вам прибыл с фермы произошла у нас там парочка конфликтов, и суд решил, что я — псих. И, думаете, я буду спорить с судом? /Подмигивает./ Ставьте хоть на орел, хоть на решку — не буду, Только бы уйти с этих чертовых гороховых полей, а там пусть считают меня, чем их душенька захочет — хоть психом, хоть бешеным псом, хоть оборотнем, — мне все равно, только б в жизни больше не видать ни одного кустика гороха…
УИЛЬЯМС подкрадывается сзади, намереваясь набросить на него резиновый жгут и скрутить. МАКМЭРФИ хватает стул и не дает ему подойти, удерживая на расстоянии, как укротитель льва/
Отстанешь ты от меня или нет?
УИЛЬЯМС. Вот что, мистер. У нас есть правила. Я должен смерить вам температуру и отвести вас в душ.
МАКМЭРФИ. Все, что ты должен сделать, это оставить меня в покое, чтоб я мог познакомиться с ребятами, и если ты еще посмеешь мне надоедать!
УИЛЬЯМС /мрачно/. Ладно, малый, сам напрашиваешься, так что пеняй на себя. /Поворачивается и торжественно выходит из помещения./
МАКМЭРФИ /расхохотавшись своим раскатистым, громовым смехом./ Так-то оно лучше будет, теперь мы хоть сможем спокойно, поговорить. О'кей, так кто же из вас, психов, будет главный бык?
Больные молча смотрят на него.
Я спрашиваю, кто тут у вас главный, или вожак?
Автор этой книги Леонгард Франк хорошо известен советским читателям по многочисленным переводам его произведений на русский язык и на языки народов Советского Союза. В нашей стране давно оценили и полюбили его как талантливого прозаика и публициста, как одного из крупнейших представителей немецкого критического реализма. Однако Л. Франк писал не только романы, повести, рассказы, публицистические статьи и очерки. Он творил и для сцены. В Германской Демократической Республике в 1959 году — в качестве дополнения к шеститомному собранию его прозаических сочинений — был выпущен однотомник пьес Леонгарда Франка. Драматические произведения Л.
Драма о браке Джорджа Оруэлла с 30-летнему помощницей редактора журнала Соней Браунелл. Лондон, 1949 год. В больнице «Юнивесити колледж» находится Джордж Оруэлл с тяжелой формой туберкулеза…
В пьесе «Голодные» Сароян выводит на сцену Писателя, человека, в большой степени осознающего свою миссию на земле, нашедшего, так сказать, лучший вариант приложения душевных усилий. Сароян утверждает, что никто еще не оставил после себя миру ничего лучше хорошей книги, даже если она одна-единственная, а человек прожил много лет. Лучше может быть только любовь. И когда в этой пьесе все герои умирают от голода, а смерть, в образе маленького человека с добрым лицом, разбросав пустые листы ненаписанного романа Писателя, включает музыку и под угасающие огни рампы ложится на пол, пустоту небытия прерывают два голоса — это голоса влюбленных…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В основу сюжета пьесы легла реальная история, одним из героев которой был известный английский писатель Оскар Уайльд. В 1895 году маркиз Куинсберри узнал о связи своего сына с писателем и оставил последнему записку, в которой говорилось, что тот ведет себя, как содомит. Оскорбленный Уайльд подал на маркиза в суд, но в результате сам был привлечен к ответственности за «совершение непристойных действий в отношении лиц мужского пола». Отсидев два года в тюрьме, писатель покинул пределы Англии, а спустя три года умер на чужбине. «Поцелуй Иуды» — временами пронзительно грустная, временами остроумная постановка, в которой проводятся интересные параллели между описанной выше историей и библейской.
Есть такие места на земле – камни, деревья, источники, храмы, мечети и синагоги – куда люди всегда приходят и делятся с Богом самым сокровенным. Кто еще, в самом деле, услышит тебя и поймет так, как Он?..Поначалу записывал занятные истории, как стихи – для себя. Пока разглядел в них театр.Наконец, возникли актеры. Родились спектакли. Появились зрители. Круг замкнулся…Четыре монопьесы о Любви.