ПРЕЛЮДИЯ ПЕРВАЯ
ПРО ОХОТНИКА И БОЛЬШУЮ ТРАВУ
Охотник сидел на дереве. Одной рукой он держался за сук чуть выше головы, в другой было зажато копье. Дерево было хорошее. Как раз под ним проходила тропа, протоптанная зверями к водопою. Трава внизу была примята и почти не пахла.
Он долго смотрел на тропу, потом посмотрел на руку — ту, что вцепилась в сук. Шерсть на руке была светлее коры дерева. Еще светлее был след на сгибе руки - от когтей косматого, которого они тогда выгнали дымом из пещеры. Тогда рука была плохая, но теперь боль прошла.
Хороший был косматый — его мяса хватило надолго, и они тогда были сыты. Когда люди сыты, они становятся добрее. Даже Кха и ее сыновья. Кха самая сильная женщина. Она всегда знает, кому что делать. Она лучше всех умеет находить корни, которые можно есть, когда нет мяса. Она не хуже мужчины умеет отделить шкуру убитого зверя от мяса.
Да, тогда они были сыты, и даже Кха и ее сыновья никого не задирали. Кха увидела, что у него рука плохая, села рядом и высосала дурную кровь, а потом выхватила из костра головню и быстро прижала к ране. Кха знает, что делать, если поранят охотника. Рука у него болела долго, но теперь боль прошла. Только след остался — светлая полоса. И слабый запах дыма — если поднести сгиб руки к ноздрям.
Про руку он подумал все.
Сквозь просветы в листве была видна текучая вода. Люди всегда шли по Лесу вдоль текучей воды. Они уходили из одного места, где охота становилась плохая, в другое место. Иногда они переходили текучую воду вплавь или вброд. Но никогда они не уходили от нее далеко. Потому что можно унести с собой все- шкуры, и камни, и огонь, — но только не воду. Еда бывает разная, а вода только одна.
Про текучую воду он подумал все.
Место, где они теперь охотились, было похоже на другие места. Но однажды охотники, преследуя клыкастого, увидели, как расступаются деревья. Это была не лесная поляна, каких они видели много. Деревья редели, а дальше было пусто. Ровная земля с высокой травой — больше ничего.
Он недавно стал охотником, до этого он ходил с женщинами и детьми, собирая корешки и плоды. Но он знал, как и все охотники, что есть Лес. Лес, и текучая вода, и звери. В Лесу охотники никого не боялись. Конечно, кроме Длиннозубого. Но и Длиннозубого можно одолеть, если все вместе. И вдруг — Лес кончился. Наверное, даже самый старый охотник не знал, что Лес может кончиться.
Охотник часто думал про пустоту за Лесом — про Большую траву. Он не знал, почему думает о ней так часто и почему его тянет смотреть на нее даже тогда, когда ее не видно. Это было хуже, чем плохая рука, — ведь тогда он знал, что у него болит, а теперь ничего не болело, а было так, будто болит.
Вот и сейчас. Надо было слушать шум и запахи зверей, которые скоро, когда стемнеет, пойдут пить воду, а ему, охотнику, хочется смотреть на Большую траву.
Он не знал, зачем это делает, но положил копье на две ветки, а сам полез выше, на самый верх, где дерево было тонкое и закачалось под его тяжестью. Отсюда он увидел то что хотел: Большую траву. Там тоже были деревья, но совсем мало. Одно, два, и еще немного. Туда уходила текучая вода, и трава там была особенно высокая. Вначале он думал, что у Большой травы нет края, но потом хорошо присмотрелся и увидел, что край есть. Там, очень далеко, темнела неровная полоска. Может, это были большие камни, какие встречаются и в Лесу, камни, в которых бывают пещеры. За камнями садилось солнце, и все там было красное, как кровь. А небо над Большой травой было такое широкое, что страшно смотреть.
Пустота, в которой негде укрыться. Зачем это?
Начало темнеть. Охотник, хватаясь за сучья, спустился ниже, к оставленному копью. Скоро уже звери пойдут к воде. Охотник знал, что на других тропах их подстерегают другие охотники. Тоже сидят на деревьях или прячутся в кустах.
Он насторожился, потянул воздух носом. Ветер был слабый, и запах был слабый, но это был запах однорогого, идущего к воде. Запах навоза, приставшего к шкуре, и запах шкуры, и запах свежерастоптанной травы. Потом дерево чуть–чуть задрожало. Деревья всегда дрожат, когда приближается однорогий или Самый Большой.
Он спустился на нижний сук и замер, подняв тяжелое копье обеими руками. Теперь шевелиться было нельзя.
Послышались шорох, треск, тяжелый топот. Много ног. Значит, впереди однорогого бежит детеныш, его шаги чаще и легче. Большого однорогого проткнуть копьем трудно, очень крепкая шкура. Тут нужно много людей. Хорошо, что идет детеныш, у него шкура не такая крепкая. Правда, мяса у него не так много, но все–таки люди будут сыты.
Уже стемнело, но он увидел, как детеныш появился на тропе. Он крутил головой, похрюкивал — видно, разговаривал с матерью, которая шла позади.
Охотник поднял копье еше выше. Теперь он стоял на ветке спиной к стволу дерева. Он весь напрягся и смотрел вниз. Надо не промахнуться. Вот под ним голова детеныша, короткая шея. Теперь! И охотник, издав гортанный крик, всей силой рук и своей тяжести ударил копьем в бурую тушу. Не выпуская копья, он сорвался с дерева, не удержался на ногах и упал на колено рядом с рухнувшим детенышем. Вскочил и кинулся к дереву, чтобы снова влезть на него и спастись от злобы однорогой самки, но опоздал: самка, нагнув голову, выставив рог, уже неслась на него с глухим ревом. Тогда он побежал, петляя между деревьями, потому что однорогие хотя и быстро бегают, но не умеют быстро поворачиваться. Он знал, что сможет убежать, и хотел заманить самку туда, ближе к стойбищу, где охотники вырыли на звериной тропе яму и прикрыли ее ветками. Однорогая самка зла, дороги не разбирает. Если он наведет ее на яму, будет очень много мяса.
