Ирина Сергиевская
Письма Кесарю
Письмо первое. Пыркин - Кесарю
...З-здесь... б-был... Г-го-га!!..
Ах, мука моя, мука...
Не гневайтесь, Кесарь. Еще несколько секунд, и они успокоятся. Считаю до десяти. Один, два, три, четыре... Вот опять!
...Ы-ых яблоко... куды котишься?!!
пять, шесть, семь...
...Любка шельма-а!..
восемь, девять, десять. Все.
Ночь. Тишина. Чужая выселенная квартира. Я тайно живу здесь третьи сутки. До этого скитался по подвалам. Мне нельзя домой. Мне никуда нельзя.
Я - беглец.
Как вялы сейчас мои руки... Они выводят эти слова с восхитительным покорством. Отчего раньше я не радовался ему, не ценил!.. Да, человек глуп и самоуверен до той поры, когда гром грянет.
Однако надо спешить, надо успеть закончить письмо до рассвета, иначе плохо мне будет. У, жизнь пропащая!..
Не гневайтесь, Кесарь: вступление мое затянулось. Теперь к делу. Анкетные данные: Пыркин Георгий Алексеевич, 1938 года рождения, член партии, образование среднее, профессия - переплетчик, женат, судимостей нет, передовик производства. Родственники мои люди исключительно благонадежные, никто против советской власти не воевал, врагом народа не был, за границу не убегал. Дядя вот только... искусствовед-космополит. О нем в 48-м году статья в центральной газете была: "Чего хочет Пыркин?" Дядя умер от инфаркта тогда же. И ведь как оно все обернулось-то. Раньше я дядю боялся вспомнить, а сейчас, сообразуясь с магистральным направлением нашей политики, горжусь, что он мне родня!
Больше гордиться нечем. Признаюсь, человек я малокультурный. Если же встретятся Вам в письме всякие литературные выражения, вроде "восхитительный", то это потому только, что не одна сотня книг через мои руки прошла. Кое-что запомнилось. Из Пушкина, к примеру: "Шуми, шуми, послушное ветрило..." Или из Чехова, насчет Вселенной нашей, которая в зубе какого-то чудовища находится. Смешная мысль...
Ни одну из книг я, по правде сказать, до конца не дочитывал - бросал за ненадобностью. У меня натура влиянию искусства вообще не поддается. Заурядный я человек, и наружность моя самая непривлекательная - скучная, как измятый рубль.
Женился я когда-то на бывшей укладчице асфальта, Зинаиде Афанасьевне. Теперь она пенсионерка. Хорошая женщина, тихая, по воскресеньям в церковь ходит. Правда, не красавица, скорее наоборот: шея у нее кривая. Бригадир асфальтоукладчиц был, как это водится, пьяный - метил лопатой в бочку, а попал в человека. У них вся бригада таким образом покалечена: у кого глаз выбит, у кого зуб; у мадам Суслопаровой - лучшей подруги жены - вообще уха нет. Считайте, Афанасьевна легко отделалась. Я за внешней красотой, повторяю, не гнался никогда и доволен был тем, что неприхотлив.
Да, Кесарь, Вам пишет счастливейший в прошлом человек. Все у меня было: спокойная работа, уважение коллег, хорошая репутация, свой круг заказчиков, среди которых попадались люди известные. Эх, что там говорить - у меня своя отдельная квартира в центре города была, вот как!
Шутка ли, десять квадратных метров в самом Питере, на Большой Подьяческой! Из нашего окна, если по пояс высунуться и шею вытянуть, видна старая пожарная каланча, что на Садовой улице. Мимо этой каланчи я каждый вечер шел домой. Сейчас не могу без слез вспомнить, что не крался, как вор и убийца, а именно шел, шествовал...
Ну, вот, сбился - забежал вперед, нарушил последовательность событий. Будьте же снисходительны, Кесарь, к моей сбивчивости. Что взять с человека больного, лишенного крова и регулярной горячей пищи - со всеми травимого несчастного человека!
Вернусь к рассказу.
Ну, жили мы, значит, на наши скромные честные заработки и, когда случалась острая необходимость в деньгах, подряжались обои знакомым клеить или малярничать. Я, бывало, красил валиком стены, а Зинаида пятна с пола подтирала. У меня правило: чтобы ни единого пятнышка на полу! Я в работе педант, грязи не терплю. Руки мои с самого рождения были ловкие, аккуратные, умелые.
Любая работа у них спорилась: и строгали, и паяли, и выпиливали, и полировали, и резьбу делали. Я из нашей комнатки игрушку сделал - одно загляденье... По четырем углам шкафчики с "секретом": выдвинешь ящик музыка играет: "Вечерний звон, вечерний звон..." Скамеечка для ног в виде индийского слоника с красной бархатной попонкой. Хлеборезка - изящная такая гильотинка, тоже с музыкой: отрежешь от батона кусок и... "Вечерний звон-н..." Соседи и знакомые к нам отдохнуть душой ходили, как в музей. Цены моим рукам не было!
Эх, руки, руки...
В злосчастный понедельник 13 июня появился вестник грядущих страшных событий - городской сумасшедший, старик Иоанн Храпов. Он вошел в мастерскую во время обеденного перерыва, когда я был один, - вошел незаметно. Мутная тень упала на мой стол. Запахло козлом.
Я начал искать в карманах мелочь: Иоанн Храпов был самым назойливым из всех питерских нищих. На беду мелочи не оказалось, только пятирублевая бумажка. Мое замешательство позволило Храпову пуститься в откровения:
- Приидет агнец небесный! - мрачно объявил он, тряся желтой бородой.
Я торопливо полез в ящик - там вроде завалялась копейка.
