Его Императорское Величество Николай II Александрович вместе с Его Императорским Высочеством Цесаревичем Алексеем Николаевичем посетили Отдельную Георгиевскую Патроната Императорской Фамилии штурмовую дивизию.
Во время встречи Его Императорское Высочество высказал пожелание принять участие в занятиях дивизии. Генерал-лейтенант Анненков приказал взять Его Императорское Высочество Цесаревича на занятия для нижних чинов и обер-офицеров. Начальник штаба Отдельной Георгиевской Патроната Императорской Фамилии штурмовой дивизии генерал-майор Львов лично провел Его Императорское Высочество Цесаревича по «полосе препятствий» и лично обеспечил участие Цесаревича в занятиях дивизии. Его Императорское Высочество Цесаревич отметил, что подготовка бойцов дивизии превосходит все виденное им ранее, и выразил пожелание в дальнейшем пройти службу именно в этой дивизии.
Газета «Петербургские ведомости», 26 июня 1916 г.
– Пошел! – громкий хлопок в ладоши, и два десятка бойцов сорвались с места.
В отличие от обычной полосы препятствий, Анненков требовал, чтобы его штурмовики тренировались в полной боевой выкладке и в условиях, максимально приближенных к боевым. Бойцы бежали по полосе, напоминавшей развалины городской улицы, то скрываясь в каких-то руинах, то вновь появляясь на виду.
Цесаревич прижался к шинельному сукну отцовского рукава и завороженно смотрел, как бойцы на бегу валят выстрелами мишени, как проскакивают через очаги горящего напалма и как шипят огнеметы, добавляя огня и дыма…
– Государь, цесаревич, пожалуйста, пригнитесь, – негромко сказал Анненков. – И вы, ваше высочество, – повернулся он к цесаревне Ольге.
Отец и сын, уж не в первый раз наблюдавшие занятия дивизии, не возражая, пригнулись, но Ольга Николаевна, просто не поняла просьбы генерала. Она не пригнулась, а напротив – чуть не по пояс высунулась из небольшого окопа, чтобы получше рассмотреть бегущего вместе со своими солдатами генерала-майора Львова, к которому цесаревна испытывала эдакое… эдакое… Собственно, она и сама не знала, как назвать те чувства, которые будил в ней этот воин с изуродованным лицом, о котором шепотом рассказывали какие-то удивительно страшные и даже жуткие истории. Пожалуй, лучше всего подошло бы определение «сердечное томление»…
…После знакомства с тогда еще полковником Львовым цесаревна дала отставку своему прежнему поклоннику Дмитрию Шах-Багову, с которым познакомилась в Царскосельском госпитале. Молодой эриванский гренадер покорил ее своей ладностью, подтянутостью, которая оставалась у него даже в больничной палате, вытеснил из сердца цесаревны воспоминания о лейтенанте с яхты «Штандарт». Но Глеб Львов – могучий, крепкий, точно скала, неимоверно сильный, полностью занял ее мечты. К тому же Ольга прекрасно понимала: если что, то породниться с отпрыском князей Львовых еще могут разрешить, а вот с никому неизвестным Шах-Баговым… Ой, вряд ли!
И вот именно теперь, когда она любуется предметом своего сердечного томления, когда она вглядывается, напрягая глаза, в эти искусственные развалины, в которых генерал-майор Львов обучает героев-штурмовиков, на собственном примере показывая, как нужно и должно сражаться, – в этот самый момент ей велят пригнуться?! Да ни за что!..
Анненков слишком хорошо знал, что сейчас произойдет. Львов-Маркин очень часто переходил все мыслимые и немыслимые границы, стараясь довести свою тяжелую штурмовую пехоту до совершенства. Там, в руинах – четыре полупудовые мины, три пудовые и одна – двухпудовая, рассчитанная на разрушение долговременных оборонительных сооружений. И они начнут рваться самое большее – через тридцать секунд…
Цесаревна в своем голубом доломане Елизаветградского гусарского полка, чьим шефом она являлась, высунулась прямо под возможные осколки от взрыва… Вот дура!..
В тот момент, когда земля содрогнулась от взрыва тридцати двух килограммов амматола, Борис резко обнял Ольгу и пригнул ее силой к земле, прикрывая своей спиной. И сразу же зашипел от боли: увесистый обломок кирпича от всей души врезал ему под лопатку, да так, что перехватило дыхание.
Ольга разгневалась от неожиданного объятия, но тут же воздух над ее головой наполнился обломками кирпича и комьями земли, разбросанными мощным взрывом. Она услышала глухой звук удара, увидела, как страшно перекосилось от боли лицо Анненкова, и не рванулась прочь из его рук, а попыталась осторожно высвободиться, прошептав:
– Пустите, меня, я – квалифицированная сестра милосердия. Я помогу вам…
– Уже помогли, – на грани слышимости выдохнул чернокудрый «андреевский есаул». – Боюсь, ваше императорское высочество, что если вы продолжите свою помощь, я могу ее и не пережить…
Ольга снова собиралась рассердиться, но в этот момент генерал-лейтенант в парадной черной форме Георгиевской штурмовой дивизии подмигнул ей, да так весело и лукаво, что она невольно улыбнулась ему в ответ. Правда, когда она увидела тот обломок, что ударил в широкую спину Анненкова, то снова встревожилась:
