Они нашли меня в канаве. Я услышал, как остановился автомобиль, хлопнули дверцы и раздались голоса. Чьи-то руки резко поставили меня на ноги.
— Пьяный, — проговорил полицейский.
Другой развернул меня к свету.
— От него не пахнет. И рана на голове тоже, думаю; не от падения.
— Попал в переделку?
— Возможно.
В какой-то степени оба были правы. Два часа назад я был действительно пьян и похож на рычащего льва. Затем по комнате пролетела бутылка и лев исчез.
Сейчас внутри не осталось ничего, кроме ощущения подбитого и тонущего корабля.
Меня потрясли за подбородок.
— А парень, видно, грабитель. И ему кто-то подпортил дело.
— Из тебя никогда не выйдет сыщика, сержант. На нем дорогой костюм, который слишком хорошо сидит, чтобы быть с чужого плеча. И грязь совершенно свежая.
— О’кей, Делли, давай-ка проверим его бумажник, посмотрим, кто он такой, и заберем его.
Полицейский с низким голосом хихикнул и вытащил мой бумажник.
— Пустой, — сказал он.
«Черт, там ведь было две банкноты. Должно быть, хороша была эта ночь. Она стоила мне две сотни долларов».
Я слышал, как полицейский насвистывал «Мы поймали хорошую рыбку».
— Светский мальчик! Не похож он на такого. Хорошенько его шлепнули.
— О, Майк Хаммер. Вот указано в документе.
Чьи-то руки подняли меня и подтолкнули к машине. Ноги мои болтались, как подвески.
— Вы шутите, — сказал полицейский. — Кое-кому не понравилось бы, что вы чересчур много болтаете.
— Кому же, например?
— Капитану Чамберсу.
Теперь присвистнул другой полицейский.
— Я говорил тебе, что этот парень — хороший улов. Иди-ка в участок и спроси, что с ним делать.
Полицейский проворчал что-то и удалился. Я почувствовал, как меня втащили в машину и пристроили на сиденье. Дверь захлопнули, а другую открыли. Тяжелое тело плюхнулось на сиденье, и на своем лице я ощутил струйку табачного дыма. Меня стошнило.
Вернулся другой полицейский и сел позади меня.
— Капитан хочет, чтобы мы доставили этого типа к нему домой. Он поблагодарил меня.
— Ладно. Я всегда говорил, что покровительство капитана все равно что деньги в банке.
Машина тронулась. Я попытался открыть глаза, но это потребовало слишком больших усилий, и я закрыл их опять.
Жизнь медленно возвращается, и вместе с ней тупая боль, которая то отступает, то вновь надвигается. Свет слишком ярок, чтобы на него смотреть, и ты не можешь вынести ни звука. Тело устало, покрыто мурашками и ослабло от неподвижности.
Что-то заставляет тебя желать пустоты, мрака, но жизнь не позволяет возвращаться туда.
У меня было ощущение полной раздробленности. Мои кусочки собирались и складывались с большим трудом. Горло было мокрым и ватным.
Когда я раскрыл глаза, Пат протягивал мне сигареты.
— Закуришь?
Я отрицательно затряс головой. Его голос стал жестким:
— Ты бросил?
— Да-
— Когда?
— Когда иссякли средства.
— Но у тебя же хватало на выпивку?
Бывает, когда тебе вообще ничего не нужно — ничего ни от кого. Я нащупал ручки кресла и оттолкнулся от них, чтобы встать на ноги. Ноги и бедра дрожали от усилий.
— Какого черта меня арестовали? Что бы там ни случилось, мне это не нравится. Поддержи меня, дружище.
Его лицо было равнодушным.
— Мыс тобой давно уже не друзья, Майк.
— Ну, хорошо. Пусть будет так. Но где, черт подери, моя одежда?
Он выпустил мне в лицо струю дыма. Я бы ударил его, но мне нужно было держаться за спинку стула.
— На помойке, там же, где и ты должен быть. Но на этот раз тебе повезло.
— Сукин сын!
Он опять выпустил дым в меня, и я закашлялся.
— Ты всегда был сильнее меня, Майк, и я не мог справиться с тобой. Ну а сейчас ты в моей власти.
— Сукин сын! — повторил я.
Я увидел, как он подходил, но был не в силах двинуться. От его резкого удара я отлетел к стене.
Боли не было, только слабость в желудке, а затем рвота пополам с кровью из раны во рту. Я судорожно сжимался от каждого сокращения желудка, и когда все прекратилось, почувствовал облегчение, которое, наверное, приносит смерть.
Он заставил меня подняться и сесть на стул. Когда я пришел в себя, то сказал:
— Спасибо, приятель, запомню это.
Пат пожал плечами и протянул стакан.
— Вода, это успокоит твой желудок.
— Пошел к черту.
Он поставил стакан на край стола и направился открывать дверь на звонок. Вернулся он с какой-то коробкой.
— Новая одежда, одевайся.
— У меня не было новой одежды.
— А теперь есть. Можешь позже заплатить за нее.
— Я тебе заплачу…
Сделав попытку подняться со стула, как и в прошлый раз, я увидел подходившего Пата и не смог уклониться от удара.
Болели челюсти, болела шея. Ныл каждый зуб, а боль в голове, казалось, пульсировала возле каждого уха. Язык слишком распух, чтобы я мог заговорить, а открыв глаза, тут же вынужден был прищурить их.
Когда туман в голове прошел, постарался вспомнить, что случилось. Я сидел на кушетке, одетый в синюю морскую форму. Рубашка была белой и чистой, черный галстук. Ботинки тоже были новыми. Я чувствовал себя ребенком, открывающим новый и страшный мир муравьев после того, как он разорил муравейник.
— Очнулся?
Я поднял глаза. Пат стоял в проходе, а позади него парень, прижимавший к себе небольшой черный портфель.
Я не ответил, и Пат сказал:
