В Портленд, штат Орегон, мы прибывали в 9.00 по местному времени, и ровно в 8.00 я появился в вагоне-ресторане, чтобы успеть позавтракать. Заказал сливы, яйца всмятку и кофе. Отдав распоряжения официанту, я поглядел в окно и тут же вспомнил вчерашний разговор. Как это доктор Халбет назвал свой институт? «Научная показуха»? Разумеется, ему-то можно иронизировать сколько влезет, раз он тамошний босс. Мне лично по роду занятий приходится быть куда осторожнее. Кому нужен специалист по усталости металла — остряк? Вот и приходится играть роль: никаких шуточек, трубка в зубах, речешь как оракул, чтобы клиенту казалось, будто консультацию он получает непосредственно у самого Господа Бога.
А Халбет — крупнейшая шишка в области промышленных исследований, ему все сойдет с рук. Но вчера он уж чересчур разошелся. Картина промышленных исследований, которую он нарисовал, если только она верна, — настоящее обвинительное заключение! Надо думать, вчера вечером Халбет маленько хлебнул лишнего и сегодня клянет себя за болтливость. А может, и наоборот — позабыл все начисто. Я убрал локоть, чтобы официант мог положить возле прибора чистую салфетку. Но то была вовсе не салфетка — шелестела как бумага. Халбет! Честное слово, мне за него прямо стало стыдно. Я даже глаз не поднял. Ограничился тем, что пододвинул бумажку себе под нос:
Рози-математичка, как Бог
Считала до десяти по пальцам собственных ног.
По велению властей предержащих
Рози в Черный засунули Ящик,
Отличить от компьютера кто б ее смог!
Хохма была мировая: «Считала до десяти по пальцам собственных ног». Разве что чуть более злая, чем нужно. Все еще не поднимая глаз, я сказал: «Доброе утро, доктор Халбет», и услышал, что он придвигает стул и садится.
— Доброе утро, Фэрли.
Весел, как птичка! Я украдкой взглянул на него. Халбет улыбался. Видно, прекрасно помнил вчерашний разговор и плевать на него хотел.
— А может, это вам больше понравится?
Святоша Боб был просто гений
Делал вычисления на собственном члене.
Обмотав проводами всю эту чепуху,
Его к Первородному подключили Греху.
В Ватикане он инструмент не последний.
Я не стал вникать в смысл, но звучали стихи забавно, и я расхохотался. Халбет сунул нос в меню.
— Диктатура яиц! — сказал он. Значит, опять в том же настроении, что и вчера, и снова трунит надо мной.
— Диктатура чего? — не принял я его подачу.
— Мы ведь живем в свободной стране, не так ли? — спросил он.
Я сделал вид, будто любуюсь сливами, и не ответил.
— Болтают, будто это свободная страна, а между тем каждое утро миллионы ее граждан обязаны подчиняться тирании яичной диктатуры. Вы что взяли на завтрак?
— Яйца. Две штуки. Всмятку, — ответил я и пожалел, что не выбрал вместо яиц здешнюю форель.
— Ну вот! — сказал Халбет. — Значит, вы тоже жертва!
Официант принес мне яйца всмятку и принял заказ Халбета: апельсиновый сок, чай, два яйца вкрутую. Халбет подмигнул:
— А я — как все. Яичная Показуха!
Это его «Я — как все» заставило меня призадуматься.
Прошлым вечером Халбет много распространялся насчет того, какой сброд его научные сотрудники (первоклассные протиратели штанов с 9 часов до 17), а потом вдруг заявил, что и сам втянулся в это занятие. А сейчас снова: «Я — как все», но уже по поводу яиц. Выжат, решил я, как лимон, только одни циничные шуточки и остались.
— Когда у вас деловое свидание? — спросил Халбет. Я ответил, что меня ждут после ленча.
— Хочу нанять вас на полдня, — сказал он. — Сколько?
— Мой гонорар три с половиной сотни в день, — отрезал я.
— Чудненько! — воскликнул Халбет.
— Проблема усталости металла? — спросил я. Он покачал толовой.
— Думаете, я не помню вчерашнего?
Я притворился, что занят сражением со сливовой кожурой, а он продолжал:
— Я ведь рассказывал вам о своей лаборатории, не так ли? — Я языком нащупал во рту кусочек кожуры и утвердительно кивнул головой.
— Упоминал ли я о сортирах в моей новой лаборатории, и о том, как они элегантны?
Я нашел сливовую кожицу и деликатно сплюнул на тарелку.
— У вас затруднения с металлом? — снова осведомился я. Наверняка, опять безгонорарный визит!
— Возможно, что и так, но я вас нанимаю не для этого. Просто хочу поводить по лабораториям и полюбоваться вашей реакцией, — буркнул Халбет.
— Доктор Халбет, вам отлично известно о существовании специальных консультативных фирм, которые только и занимаются вопросами повышения эффективности труда научного персонала.
— Доктор Фэрли, — передразнил он меня, хотя и не очень обидно. — Я только что развязался с одной из них — с самой крупной в своей области. Они прислали мне мощную «мозговую группу». Среди них был один толстяк, претендовавший на звание физика, но выражавшийся, как Зигмунд Фрейд. Он все твердил о «психоаналитической модели научно-исследовательского процесса». Был там и социолог, говоривший, как математик. Он занимался выведением среднестатистической вероятности того, что атомную бомбу должны были изобрести именно иммигранты из Европы. Был там и еще один тип, уверявший, что он химик, но я не мог выбить его из круга выражений: «система», «вне системы», «динамика новаций». А знаете ли вы, доктор Фэрли, как работают эти консультанты-фальсификаторы? Они заявляются и начинают трепаться со всеми — со мной, с моими замами и с руководителями групп. Они ловкачи, ох, какие ловкачи, но все же верят всему, что им вкручивают сотрудники. И знаете, что самое скверное? Эти типы из «мозговой группы», а они, между прочим, называют друг друга не иначе, как «доктор», нисколько не лучше моих людей. И те и другие члены Лиги Научной Показухи и связаны круговой порукой. После шести месяцев работы они представили мне доклад из трех частей на 80 страницах.
