Нобелевские лауреаты - [3]

— Каждая группа сидит в своем садке, как особая порода кроликов. Мы тут разводим только чистые линии, а вы знаете, что случилось с собаками колли в результате инбридинга? Носы у них вытягивались, а черепа суживались, пока все мозги не вылезли через уши. Ужасно, ужасно! А что делать? Все хотят есть, у всех семьи.

Настырный молодой человек остановил доктора Халбета.

Он был страшно возбужден. «Знаете чего?» — спросил он совсем по-детски.

— Чего? — осведомился Халбет.

— Никогда вам не догадаться, — сказал юноша.

— О чем? — спросил Халбет.

— Мы получили прибор, который может делать по шестьсот анализов в день! — глаза юноши сверкали.

— Очень мило. Доктор Фэрли — доктор Леттер. Доктор Леттер ведает у нас теоретическими изысканиями.

Я сказал: «Хелло!», и Леттер затарахтел:

— С помощью старого спектрографа мы еле-еле выжимали двести жалких анализов в день. Теперь мы дадим шестьсот! Какой материал! Какой материал!

— Очень мило, — повторил Халбет. — А не думаете ли вы, что можно добиться и тысячи! Это дало бы повод для чудненькой статейки!

Мысль о таком изобилии данных ошеломила Леттера, и он, бормоча что-то невнятное, побрел в сторону холла.

Халбет повернулся ко мне.

— Оборудование! Проклятое оборудование проклятой Научной Показухи! Всякий раз, как они садятся в галошу, они, начинают вопить о необходимости приобретения новых сложных машин и приборов, достаточно больших, чтобы за ними можно было спрятаться. — Я засмеялся.

— Не смейтесь! — сказал Халбет. — Именно таким путем мы получаем государственные заказы. Еще бы! Мощные циклотроны и компетентные люди, которые на них работают! Господи! Упаси нас от компетентности! Хоть бы одного чокнутого сюда! Прошлым летом я прочел им лекцию о роли индивидуальности в науке, так на следующий же день семеро из них явились в куртках яхтсменов! — Он привычно зажмурился и снова потащил меня в свой кабинет.

— А знаменитости у вас есть? — спросил я.

— По имени?

— Ну, пусть по имени.

— Ого! Вы думаете, доктор Фэрли, что у нас тут нет больших имен? — Я любовался письменным столом доктора Халбета: ни клочка бумаги, пепельница лежала, как лилия на безмятежной поверхности пруда. Он заметил мое любопытство.

— Моя секретарша прочла в «Форчуне», что большие шишки «там наверху» (она обожает это выражение «там наверху») всегда подтянуты и стараются производить впечатление ничего не делающих.

Пару лет назад, на собрании Совета директоров… Я ведь член Совета. Вам известно, что я глава Совета директоров научных исследовательских институтов? — Я сказал, что мне это известно, а он пробурчал, что польщен, так как, очевидно, не зря проработал сорок лет.

— Так вот, на заседании Совета, — продолжал он, — меня спросили, почему у нас не работают люди с большими именами, которые придали бы лаборатории нужный шарм. Им хотелось ввести систему «звезд», как в Голливуде. И я нашел Коула и Харта — лауреатов Нобелевской премии. Теперь в нашей лавочке есть собственные лауреаты.

Я слышал о Коуле и Харте. Лет двадцать назад они сделали отличную работу по гормонам. Помнится, видел их портреты: сюртуки и бороды. Нобелевские лауреаты старой школы. Почтенные, не то, что нынешние молокососы. Но какого черта они тут делают?

— Они же глубокие старцы? — спросил я.

— Есть немножко, — ответил Халбет.

— И они ведь биологи, а у вас…

— Биологи, а как же! — сказал Халбет. — Но, во-первых, Совет директоров в этом не разбирается, а, во-вторых, Коул и Харт пережили свою славу, и я купил их по дешевке. Но самое смешное, Фэрли, что старые пердуны оказались настоящей золотой жилой.

Я намекнул, что вот уже двадцать лет, как Коул и Харт не напечатали ни одной статьи, и спросил, не собираются ли они родить что-нибудь в ближайшее время.

— Разумеется, нет, — сказал Халбет, — но вы послушайте, что я вам расскажу! Наша лаборатория основана почти целиком на средства военного министерства. А министерству нужна компетентность. Не блеск, не способности, а компетентность. Компетентность означает, что в вашем заведении есть люди с академической подготовкой, способные работать в областях, затрагиваемых контрактом. Такие, что их ученые степени печатаются даже на квитанциях прачечных. Элита «мозговых групп». Военное министерство обожает выражение «мозговые группы» и с ним готово проглотить что угодно.

— А все-таки, зачем вам биологи?

— А-а! — сказал он, приставив к носу палец. — Там наверху, — и он возвел глаза к потолку, — там наверху находится Луна. Верно?

— Верно, — отвечал я. Халбет был великолепен. Даже если и заставлял меня играть роль идиота.

— Верно. А люди должны жить, выживать и адаптироваться. Верно?

Я кивнул. Он воздел руки:

— Об этом и речь. Биология! Эти два старца из Научной Показухи уже не раз помогали нам получать дивные контракты. Система «звезд»!

Халбет твердо посмотрел на меня. — Ужасная штука — научная компетентность. Спустимся вниз, я вас познакомлю. Великолепная парочка!

Он снова вывел меня в холл. Громкоговорители орали чьи-то фамилии, но я заметил, что у некоторых сотрудников в грудных кармашках голливудских лабораторных курточек торчали малюсенькие коробочки.

— Что это за штучки? — спросил я.