Джей-Джей никогда не видела женщины красивее. От зависти, неожиданной и абсолютно бессмысленной, свело живот, точно от удара. На картине, подписанной просто: «Ее жизнь», была изображена женщина из первых поселенцев Америки. Она развешивала на слабо натянутой веревке выстиранное белье. Рядом в маленьком садике играли два малыша. В колыбели спал младенец. На открытом окне остывал пирог, а у двери обложенного дерном домика стояло ружье. Изображение «ее жизни» занимало только четверть картины. Остальное — темно-синее небо и высушенная солнцем равнина без единого дерева. Акварель без рамки стояла на деревянном круге, точно отпиленном от бревна старого амбара. И Джей-Джей подумала, что это напоминает о чувствах, которые, должно быть, вызывали в первых поселенцах бесконечные и бескрайние прерии.
Скучная, почти одноцветная акварель красноречиво отражала трудности, одиночество и отчаяние. Но потом зритель начинал различать тонкие цветовые мазки. На заднем плане смутно виднелся мужчина, нажимавший на деревянный плуг. Впереди тяжело переступала лошадь. Возле дома на чахлом кусте расцвела единственная ярко-красная роза. Художник умело использовал два оттенка синего цвета, чтобы обратить внимание зрителя на капор, упавший на спину женщины — она подняла к небу лицо, обветренное и загорелое, сияющее отвагой и надеждой.
Группа зрителей, переполненных самомнением, столпилась возле «Ее жизни», болтая о технике художника. Опасаясь, что их претенциозные мнения испортят ее инстинктивную реакцию на акварель, Джей-Джей прошла дальше по галерее. Неожиданное чувство, которое пробудила картина, озадачило ее, и она почти не замечала других работ, развешанных по стенам.
Вдруг по ее позвоночнику пробежали мурашки. Такое ощущение, будто за ней кто-то следит. Как самка дикого зверя угадывает своего самца, так и она почувствовала его присутствие раньше, чем он заговорил.
— Привет, О'Брайн.
Джей-Джей медленно обернулась. Взгляд уперся в красный шелковый галстук с рисунком из белых бычьих черепов. Она моргнула и вздрогнула. Взгляд пополз выше. Миновал широкий раздвоенный подбородок, потемневший, как обычно, от отросшей к пяти часам щетины. И, словно зачарованная, она уставилась на крохотный изгиб верхней губы.
— Галстук — это подарок. — В низком голосе звучало веселое изумление. — Ты хорошо выглядишь, О'Брайн. Несмотря на мешок для овса, который ты надела.
Она заставила себя встретиться взглядом с Люком Ремингтоном. Зеленые глаза. Тысяча сочетаний серо-коричневого с голубым в зависимости от его настроения. Как-то она сказала ему, что у него глаза цвета мраморного агата. Он засмеялся и ответил, что этот цвет напоминает ему пруд, наполненный грязным илом.
— Привет, ковбой. — Она выбрала правильный тон беззаботной небрежности. Он никогда не узнает, что сердце у нее готово вырваться из груди.
Люк мало изменился с тех пор, как она видела его последний раз. Год назад она как дурочка решила, что он самый красивый мужчина на свете. Слава Богу, вскоре ей удалось победить свою страсть. Она твердила себе, что и уши у него торчат, и вихор нелепый над левым виском, и вообще он некрасивый. Просто самец, от которого замирает сердце.
Джей-Джей крепко вцепилась в ручку своего кожаного кейса. Она старалась прогнать предательские воспоминания, прежде чем Люк прочтет их в ее глазах. Никому не удавалось так умело читать ее мысли, как Люку.
— Что ты здесь делаешь? — Она спрятала волнение за профессиональной улыбкой.
— Вот. — Загорелая кожа в уголках глаз пошла морщинками. Он кивнул на стену за ее спиной. — Наверно, не похоже. Ты не узнала меня.
Джей-Джей обернулась к портрету, написанному маслом. Неужели она не могла остановиться перед другой картиной? Наклонив голову набок, она критически разглядывала картину, выискивая недостатки.
Пастух и лошадь устало стояли рядом. Грязные, пропитанные потом, едва держащиеся на ногах. Джей-Джей сосредоточилась на лице мужчины — на лице Люка. У него был вид человека, хорошо выполнившего свою работу. Такое же чувство испытывает и она, когда выигрывает в суде особенно трудное дело. Удовлетворение, какое только можно заработать. Но это не имеет значения.
— У тебя такой самодовольный вид… — иронично заметила она и тут же увидела жеребенка, лежавшего на седле. — Ты спас его! — поняла Джей-Джей и повернулась к Люку. Его взгляд ласкал лицо. От воспоминания о наслаждении загорелась кожа.
— Ты постриглась. — Он склонил голову набок. — Мне нравится. Выглядишь чертовски сексуально.
Джей-Джей высоко вскинула брови.
— Так практичней.
Улыбка Люка без слов сказала, как он относится к ее претензии быть деловой женщиной, а в глазах медленно разливалось тепло. Он оглядел ее с головы до ног.
— Держу пари на годовую зарплату, что под этой лошадиной попоной ты носишь элегантное шелковое белье, — проурчал он.
— Джей-Джей, вот ты где! Я потерял тебя в толпе. Все посмотрела? — Бартон чуть коснулся ее плеча.
— Да, — благодарно улыбнулась Джей-Джей.
— Неужели простила меня за то, что я притащил тебя сюда? — поддразнил Бартон, взглянув сначала на портрет, потом на Люка. — По-моему, мы не встречались. Меня зовут Бартон Александр. Ведь это вы на картине?
