Неудачники

Excerpted from Lamb by Bonnie Nadzam. Copyright 2011 Bonnie Nadzam.

Published by arrangement with Other Press LLC. Geoffroy de Boismenu, «Rachel, East Hamptons, 1993»

Фотограф Geoffroy De Boismenu.

На похоронах Лэм в одиночестве смотрел, как наглухо закрытый гроб опускают в глубокий пустой прямоугольник в обрамлении искусственного дерна. Ему казалось, что эта процедура не имеет ничего общего ни с отцом, ни с погребением в обычном смысле. Потом он бросил свой джип на стоянке между винным магазином и универмагом, подошел к автобусной остановке и задумался, не присев на скамью. Лэм был в черном костюме и отцовской бейсболке, во рту — незажженная сигарета. Он озирал окрестности, ища взглядом хоть что-нибудь зеленое — место, где он мог бы прижаться щекой к теплой траве или почве, какую угодно прореху, щелочку, лазейку на волю. Но перед ним не было ничего, кроме грязной улицы и ярких вывесок, определяющих границы мира; они предлагали ремонт и запчасти, подержанные автомобили, спиртные напитки, мгновенные кредиты, офисное оборудование и номера в гостиницах — «Фривэй-инн», «Лакшери-инн» и «Холидей-инн». Если и существовало что-то под или за этим, оно было от него скрыто. Даже его отца — и того прижали, укатали, замотали. Он лежал в гробу с зашитым ртом.

В истории, которая была его жизнью еще каких-нибудь полгода тому назад… боже! Стоит чему-то вырасти до определенных размеров, как оно начинает распадаться, словно в согласии с непобедимым законом природы, о котором все знают, но незаметно для себя забывают. Этот закон действует даже в таких маленьких и чистых уголках, как только что отремонтированная кухня — сплошь белая эмаль и нержавейка. Гранитная разделочная столешница, резные стекла, позолоченные льющимися в окно закатными лучами; бокал с джином на два пальца, стопка газет и писем на кухонном столе; Кэти в очках в золотой оправе, обрезавшая хвостики фасоли, когда у него в кармане вибрировал сотовый — это звонила Линни; ежевечерние новости с плазменного экрана в уютной гостиной. Столько всего, а где оно теперь? На что еще он может опереться?

Лэм потер висок и подумал: сяду прямо здесь, на стоянке, и буду ждать, пока кто-нибудь за мной не явится или не попросит уйти. Он отвернулся от проносящихся мимо автомобилей, которые поднимали ветер и мешали зажечь сигарету, и тут увидел девчонку.

Она шла к нему в перекосившемся лиловом топике без бретелек, в мешковатых шортах и медного цвета сандалиях, отделанных стразами. В руке она держала гигантскую розовую косметичку из лакированной кожи и была, пожалуй, худшим, что ему довелось увидеть за весь день. Щуплые ручки и ножки торчали из одежды. Шорты висели на бедрах, и живот выставился наружу, как пятнистая белая простыня. Это было абсурдно. И прелестно. Россыпь веснушек сгущалась на ее скулах и крошечном переносье, бежала по слегка округлому лбу прямо над бровями. Веснушки были огромные, с горох, и помельче. Одни блеклые, другие темные, налезающие друг на дружку, как горелое конфетти, — на голых плечах, и на носу, и на щеках. Он уставился на нее. Он никогда в жизни не видел ничего подобного.

— Здрасте. — У нее была щель между зубами, широко расставленные глаза и нос с идеально круглыми ноздрями — такие хоть и редко, но встречаются. Бледный, худосочный, веснушчатый поросенок с ресницами. — Можно попросить у вас сигаретку?

Позади нее, рядом с мусорным баком у кирпичной стены аптеки, Лэм заметил пеструю кучку из браслетов, коротких шорт и конских хвостиков — там стояли бок о бок и наблюдали за ними еще две девицы. Он посмотрел на первую. На ее жалкие, обгрызенные ногти. На маленькие ножки в туфлях размера на два-три больше, чем нужно, — мамашины, наверно. Его чуть-чуть замутило.

— Это еще что такое? — спросил он. — Что за дурацкая выходка?

Девчонка наклонила голову, прикрыла глаза ладонью от солнца.

— В каком ты классе?

— В седьмом.

— Вас там что, ничему не учат?

Она пожала плечами. Девицы позади нее засмеялись.

— Это ты придумала?

Плечи опять дернулись вверх.

— А кто?

— Сид.

— Это которая?

Девчонка повернулась, и ее подруги замерли.

— Которая справа, — сказала она.

— Блондинка.

— Угу.

— Сид — это Сидни.

— Угу.

Сидни знала, что на нее смотрят. Она отбросила назад волосы и выпятила бедро.

— Она тоже в седьмом классе?

— Мы все из одного.

— А выглядит старше.

— Знаю.

Лэм полез в карман за сигаретами. Он кинул взгляд на камеры над входом в аптеку — камеры, направленные на дверь и парковку. Вытряс из пачки сигарету и дал девчонке. Она повернулась с сигаретой в руке, чтобы идти к подругам, и хихикнула.

— Ну, продолжай, — сказал он. — Возьми ее в рот, я дам прикурить. Леди сами не прикуривают. — Она взяла ее в губы и подняла брови. — Вот так. Теперь не шевелись. Смотри не на сигарету, а на меня, — сказал он, приставляя зажженный кончик своей сигареты к ее. — Теперь вдохни. Давай, давай. Затягивайся. — Он выпрямился, и она пыхнула сигаретой.

— Ну вот, — сказал он. — А что я теперь получу взамен?

Держа почти нераскуренную сигарету двумя пальцами, она сморщила лоб.

— У меня ничего нет.

Ей явно было не по себе. Она подняла руку, будто хотела отдать ему сигарету обратно.