Глава 1. Всё будет хорошо!
1537 г. от заселения Мунгарда, Веломовия, Заречье, дорога на север
Грохотало. Твердь раскачивались маятником туда-сюда, каждый раз всё сильнее. Огонь подступал с одной стороны, тьма — с другой. Мир опрокидывался, утопая в крови, короткий день сменялся длинной ночью. Впрочем, любое затишье, белое или чёрное, лучше, чем пучившая землю дрожь и нескончаемые стоны раненых.
Лайсве открыла глаза. Грохот оказался стуком копыт, стоны — скрипом колёс. Земля не раскачивалась — трясся на разбитой дороге экипаж, в котором Лайсве спала, поджав ноги, на узкой лавке. Была бы она не такой субтильной, не поместилась бы.
Из занавешенных окон сочился тусклый свет. Кто-то сидел рядом — его дыхание обжигало. В душном полумраке вырисовался нечёткий силуэт рослого мужчины в сером дорожном костюме: узкие бёдра, широкие плечи, всклокоченные волосы, глубоко посаженные глаза. Такая родная аура, но в отголосках эмоций сквозило отчуждение и обида. И всё же Микаш здесь!
— Воды, — язык слипся и еле ворочался.
Микаш поднёс к её рту флягу и дал напиться. Борясь с кошмарами, Лайсве спросила самое важное:
— Как наш ребёнок?
— Жив пока. Абортирующее зелье подействовать не успело, но целители сказали, что могут быть последствия, — ответил Микаш сухо.
Она лежала у него на коленях, её длинные светлые почти до седины волосы были заплетены в толстую косу и перекинуты ей через плечо на грудь и талию. Микаш придерживал Лайсве мускулистыми руками, чтобы она не падала во время сильных толчков.
Закутанная в тёплый плащ, она потрогала живот. Малыш ещё жив, а с последствиями она справится.
— Куда мы едем?
— В Ильзар. Я написал твоему отцу, он будет нас ждать. Скажи… — Микаш осёкся, собираясь с решимостью. — Это правда? То, что говорил Жерард? Ты спала с Безликим, когда он был в моём теле? Ты была со мной, только чтобы вернуть его?
Лайсве устало вздохнула. Нет, ей не показалось. Кошмар случился наяву: лишившиеся человечности сёстры-Норны, наставник Жерард, оказавшийся коварным душегубом, Безликий, пожертвовавший свободой ради Лайсве. Самая страшная её тайна вышла наружу.
— Я была с ним один раз в Нордхейме. По-другому не получилось бы…
Слова, как комки боли. Даже представить реакцию Микаша не выходило. Телесная слабость, разбитое сердце, пережитый ужас жгли пятки и давили на грудь, пелена мутных слёз застила не только глаза, но и разум.
— Я ни о чём не жалею, — Лайсве вынула руку из плаща, чтобы коснуться его щеки, но Микаш отодвинулся.
— Ты должна была сказать правду! — выкрикнул он сквозь ломкий кашель. — Быть может, я бы простил, понял и согласился с дуру. Но сейчас… Каким же я был тупицей! Говорил и делал никому не нужные глупости, гордился, что добился твоей благосклонности, а ты лишь обманывала и смеялась надо мной.
— Нет, я всё скрыла, потому что боялась тебя потерять. Я…
— Замолчи! — Микаш подскочил так резко, что Лайсве едва не упала. — Я не стану больше слушать твою ложь!
— Микаш! — простонала она.
Он распахнул дверцу экипажа и перелез на козлы к кучеру. Лайсве обмякла. Волнение едва не опрокидывало в беспамятство. Приходилось до крови кусать губы, чтобы не кричать.
Как хорошо, что Микаш такой предсказуемый. Или не очень. Или совсем плохо.
Они не останавливались на обед, лишь вечером завернули на постоялый двор. Микаш так и не возвратился. Лайсве дремала на лавке, пытаясь успокоиться. Её спасли из подземелья книжников, но часть души осталась там, кровоточащая и умирающая в муках. Нет, надо жить, надо бороться, если не ради себя, так хоть ради малыша, чтобы всё, через что она прошла, не было напрасным.
Может, Микаш остынет. Нужно поговорить ещё, раз за разом, пока он не услышит, что её чувства к нему были искренними, и она никогда над ним не смеялась.
Дверь экипажа открыл мальчик-слуга и помог Лайсве спуститься. Ноги ослабли, подташнивало то ли от тряски, то ли от голода, но она держала спину прямо. Сумрачный свет не раздражал глаза — и то радовало.
Лайсве нашла взглядом Микаша. Он беседовал с дородным лысым мужчиной с пышными усами — хозяином двора. К удаче: при посторонних Микаш ей не откажет.
— На пару слов, пожалуйста! — Лайсве взяла Микаша за руку, но он отдёрнулся.
Вдвоём они отошли подальше от людей. Лайсве зашептала Микашу на ухо:
— Я хотела попросить прощения. За малодушие и за ложь. Я должна была сказать сразу и не допускать нашей близости, пока ты не узнал бы правду. Я понимаю, что наделала много ошибок и сильно тебя обидела. Не знаю, смогу ли вернуть твоё расположение, но… Ты нравился мне, я была счастлива с тобой и дорожила нашими отношениями.
— Я должен поверить твоему наивному личику и слезам в глазах? — холодно оборвал Микаш. — Нет уж, пришло время поумнеть. Я знал, что у тебя кто-то есть, чувствовал его, пускай даже не видел. Ты же постоянно говорила о Безликом! Я думал, что это лишь идея, вера, лишённая лица и воплощения. Хочешь, чтобы я снова стал вашим случным бычком? Скажи правду! За это я зауважаю тебя гораздо больше, чем за бесконечные слёзы и давление на жалость. И может быть, соглашусь, ведь во мне так много раболепный глупости!
