Оксфордшир, 1793 год
– Пусть его душа и души всех усопших милостью Божией упокоятся с миром. Аминь.
Фредерик зажмурился, когда послышался грохот падающих на крышку гроба комьев земли. Стоявшая рядом сестра Мария, тихо всхлипывая, взяла его руку.
Фредерик мужественно старался сдержать свои слезы. Он не будет плакать. Ему уже десять лет, он почти мужчина. А мужчина не должен плакать, несмотря на то что невыплаканные слезы жгут веки. Беспокойно переминаясь с ноги на ногу, он открыл глаза и взглянул на стоящих в ряд девочек, его сестер. Их было пятеро, и все они старше его. Самая старшая, Кэтрин, стояла рядом с его отцом, который смотрел на зияющую в земле яму.
В следующий момент Фредерик увидел, как отец упал на колени на краю ямы, протягивая руки к наполовину засыпанному землей гробу красного дерева, и завыл душераздирающим голосом. Мгновенно все его сестры, как по команде, бросились к отцу и, подхватив его под руки, начали со слезами умолять подняться. Тетя Эстер тоже вмешалась, жестом заставив девочек отступить, и принялась увещевать брата таким повелительным тоном, какого Фредерик никогда прежде не слышал у нее.
С помощью тети Эстер отец встал наконец на ноги, опираясь о плечо сестры.
– Он был моим сыном, Эстер, – рыдая, оправдывался отец, и Фредерик с ужасом отпрянул. Его отец плачет? Нет, этого не может быть. – Он был самым дорогим для меня в этом мире после кончины Фионы.
– Успокойся, наконец. Мы все переживаем. Мы все очень любили Чарлза. Но у тебя остался другой сын, наследник, и пятеро прелестных дочерей.
Фредерик отступил на два шага назад, увязнув в грязи, когда его отец повернулся, несомненно, ища его глазами среди присутствующих на похоронах.
Остановив свой взгляд на дрожащей фигуре Фредерика, отец вытянул руку, с осуждающим видом указывая на него пальцем.
– Ты думаешь, я ценю его сколько-нибудь? – обратился он к Эстер. – Он явился причиной смерти моей Фионы. Все эти годы я не могу спокойно смотреть на него. И теперь, когда умер Чарлз… – Отец запнулся, неистово тряся головой. – Нет. Нет, черт возьми. Уберите его с глаз моих!
Фредерик ощутил спазмы в животе и испугался, что может замарать себя на виду у всех. Сестры обступили его плотным кольцом, и его тотчас стошнило. От стыда глаза его наполнились слезами, но он сдержал их, тогда как Мария вытирала его рот своим носовым платком.
– Не слушай его, Фредди, – прошептала Мария. – Иди к карете.
Однако он не мог двинуться с места, ноги не слушались его. Он сделал глубокий вдох, пытаясь восстановить дыхание, но это не успокоило его. В воздухе ощущался странный, тяжелый запах – запах смерти, запах безвозвратной потери.
На холодном, жгучем ветру прозвучал голос тети Эстер с оттенком недовольства:
– Возьми себя в руки, брат. Мальчик ни в чем не виноват. Бедный ребенок никогда не знал своей матери, а теперь к тому же потерял своего брата. Ты не прав, обвиняя его.
– После Чарлза Фиона намеревалась родить мне второго сына, – причитал отец. – Она говорила: «Это нужно про запас». Но одна за другой родились пять девочек, и я призывал ее остановиться на этом. Чарлз был прекрасным сыном во всех отношениях. Мне не нужен был другой. Я говорил акушерке… – Его голос снова прервался рыданиями. – Я говорил ей, чтобы она спасала мою жену, а не ребенка. Я просил ее сделать все возможное, чтобы сохранить жизнь Фионе. Однако видишь, – сказал он и презрительно сощурился, – вот он стоит здесь и смотрит на меня такими же, как у нее, глазами и будет каждый день напоминать мне о моей потере. Отправь его в Ирландию, в семью Фионы. – В следующее мгновение отец, рыдая, упал к ногам Эстер. Она беспомощно смотрела на брата несколько мгновений, затем сделала знак лакеям поднять его и отвести к ожидающей карете.
Наконец Фредерик пришел в себя и сознание его прояснилось. Он почувствовал холодную отчужденность отца и по выражению его глаз понял, что отец ненавидит его.
Он выдернул свою руку из руки Марии, повернулся и бросился бежать со всех ног через лес, находящийся рядом с кладбищем. Ветви деревьев хлестали его по лицу и цеплялись за одежду. Из царапины на щеке текла кровь, но он не останавливался, чтобы вытереть ее. В это время мрачные небеса разверзлись и хлынул дождь. Струи били по лицу, смывая кровь, а он продолжал бежать в никуда, лишь бы подальше от всех.
В конце концов силы оставили его, ноги подогнулись, и он, задыхаясь, опустился на грязную землю возле дороги, в мокрой разорванной одежде, с болью в груди.
Его охватило отчаяние, судорога сжала горло, и из груди вырвались мучительные рыдания. Он лежал на мокрой холодной земле, и по щекам его текли безудержные слезы. От холода он свернулся клубком и лежал в забытьи, пока не иссякли слезы и он уже не мог больше плакать. Тогда он поднялся с земли, отряхнул испачканную одежду и побрел домой, чувствуя, что его жизнь уже никогда не будет прежней.
Беззаботные дни его отрочества миновали. Теперь он являлся наследником, будущим бароном Уортингтоном, несмотря на то, что отец не ставил его ни в грош.
