Нортгемптоншир, Англия
Весна 1799 года
Вчера, когда хоронили его родителей, светило солнце.
День сегодняшний был тоже неуместно солнечным, жестоко ярким, радостным и полным надежд, птицы пели, и расцветали первые весенние цветы.
Десятилетний Люсьен де Грэй спрятался от солнца и ужасающего счастья остального мира.
Старший брат Джерард нашёл его свернувшимся в несчастный клубок в одном из бесчисленных коридоров старого дома, который так любили их родители. Это была излюбленная резиденция герцогов Марчмонтов с момента ее постройки, несколько столетий назад.
Джерард, будучи на три года старше Люсьена, стал десятым герцогом Марчмонтом.
– Не думай о них, – сказал он. – Так только хуже будет.
– Я не думал!– закричал Люсьен – Ты ничего не знаешь! Ненавижу тебя!
Стычка быстро переросла из перебранки в потасовку. Они дрались в тот день, и назавтра, и в последующие дни, по поводу и без повода. Члены семьи и наставники вмешивались, но никому не хотелось наказывать двух скорбящих мальчишек, каким бы вызывающим их поведение ни было.
Они ломали мебель и били посуду. Расколотили окно и откололи голову статуе, которую их дедушка привез из Греции. Так продолжалось неделями.
Затем появился лорд Лексхэм, старинный друг их отца.
Обе семьи всегда вместе проводили лето. И долгое время казалось, что с каждым летом у Лексхэмов прибавлялось по младенцу. К тому времени, когда роковая лихорадка унесла родителей Люсьена, выводок Лексхэмов насчитывал восьмерых: троих мальчиков и пятерых девочек, последнюю из которых назвали Зоей Октавией.
Лорд Лексхэм был одним из опекунов, указанных герцогом Марчмонтом в завещании.
Лексхэм был единственным, кто приложил руку к их воспитанию.
В самом деле приложил.
Он притащил вначале Джерарда, а затем Люсьена, в кабинет отца и задал обоим порку, и не слабую.
– Обыкновенно я не верю в телесные наказания, – говорил он впоследствии, – однако вы двое представляете собой трудный случай. Необходимо было сначала добиться вашего внимания.
Никто – никто! – никогда их не порол. И странным образом это принесло облегчение. И уж точно завоевало их полное внимание.
– Мы должны найти вам какое-то занятие, – сказал он. И нашёл. Он направил их в русло изнурительной учёбы и физических упражнений. Это оказалось мощным противоядием от озлобленных страданий и грустных размышлений. И затем, как яркая весна переходит в лето, другое лекарство от печали вошло в жизнь Люсьена. Они снова прибыли в поместье Лексхэмов, и на этот раз Люсьен наконец лично познакомился с ходячей катастрофой, которую представляла собой Зоя Октавия. Ей было пять лет.
Зоя Октавия Лексхэм ненавидела правила ещё больше, чем Люсьен, и нарушала их чаще него. Это было немалое достижение, учитывая насколько труднее было для девочек нарушать правила. Она сбегала. Постоянно.
Как он обнаружил, впервые она убежала в возрасте четырёх лет. Она убегала несколько раз в то первое лето, когда он её встретил, и продолжала делать это в следующие годы. Она была трудным ребёнком. Её тяга к побегам при первой же возможности была только одной из проблем. Она каталась верхом на лошадях, на которых не должна была садиться. Она играла вместе с детьми, с которыми ей нельзя было связываться. Её слишком часто находили в местах, где не положено бывать дочери джентльмена. Казалось, она наслаждается, делая именно то, что не должна была делать.
Люсьен был убеждён, что она ночами не спала, измышляя способы раздражать и смущать своих братьев.
В семь лет она вызвала своего брата Самуэля на спор забраться на крышу. Тот, будучи на шесть лет старше, сообщил ей, что он не дрессированная обезьянка и не его работа её развлекать. Она обозвала его безмозглым трусишкой и вскарабкалась на самую крутую часть крыши.
Только Люсьен оказался достаточно быстрым, чтобы стащить её оттуда.
Он же выуживал её из пруда, выслеживал её походы в домик лесника или в кузницу, когда она пропадала. Никто из её родственников понятия не имел, где её искать и что с ней делать.
Типичным был случай с игрой в крикет.
Зое исполнилось восемь лет. Мальчики решили сыграть в крикет. Она напала на него:
– Хочу играть, Люсьен. Скажи им, чтобы взяли меня.
– Девчонки не играют в крикет, – сказал он, – возвращайся к своим куклам и нянькам, надоеда.
Она ухватила биту и замахнулась на него – или попыталась сделать это. Девочка замахнулась со всей силы и не удержалась. Её кружило и кружило, как волчок, пока она не упала, приземлившись на попку. И так она сидела, её буйные золотые волосы встали дыбом, ярко-голубые глаза распахнулись, рот раскрылся от неожиданности и испуга.
Он так хохотал, что тоже свалился.
Зоя была докучливой, иногда приводящей в ярость, совершенно невозможной.
Она была самой светлой частью его жизни.