Девоншир, Англия
Июнь 1820 года
Дьявол испытывал слабость к Дартмуру.
В 1638 году он наслал на Виддкомб бурю, сорвал крышу церкви и унес мальчишку, который задремал во время службы.
Тогда он явился в собственном обличье, но чаще Сатана принимал вид огромного черного пса или призрачного коня, несущегося галопом по болотам Его любовь к здешним местам никого не удивляла, ведь Дартмур как нельзя лучше подходил сатанинской натуре.
Этот каменистый участок земли, лежащий на пути атлантических циклонов, словно магнитом притягивал бури, и тогда дожди обрушивались на долины, а непроглядный туман покрывал деревни, на много дней прерывая сообщение с ними.
И еще болота в низинах и расщелинах скал, которые в зависимости от сезона или погоды то усыхали, то наполнялись водой. Кое-где эту негостеприимную местность пересекали узкие полоски твердой земли, но даже они таили опасность. Ночью, в туман или бурю, неосторожный путник мог легко заблудиться, а если очень не повезет, упасть в колышущуюся трясину, из которой никто никогда не выбирался.
Дартмурские топи называли ловушками дьявола, созданными для того, чтобы прямиком отправлять его жертвы в ад.
Такими историями Амнита Камойз развлекала сына, пока они ехали верхом по узкой тропинке среди болот.
После Рождества двадцатилетний Дориан Камойз впервые нанес визит в Дартмур и встретился с матерью.
– Какая предусмотрительность со стороны дьявола, – усмехнулся он. – После медленного удушения в зыбучих песках ад покажется бедному грешнику не таким уж страшным.
Амнита указала на подозрительно зеленую полянку:
– Как та ярко-зеленая. Впереди есть большие по размеру, но менее заметные.
Когда они выехали, день казался ясным и теплым, а сейчас завывал холодный ветер, небо закрыли свинцовые облака, вытеснившие своих легких белых предшественников и набросившие тень на болотистую поверхность.
– Благодарю, матушка. Но я думаю найти собственную дорогу в ад.
– По-моему, ты уже нашел ее, – засмеялась Амнита. – Яблоко от яблони недалеко падает.
Дориан похож на нее больше, чем подозревали окружающие.
При высоком росте и истинно мужских чертах лица, которое несколько побледнело и осунулось после месяцев разгульной жизни, ибо Дориан предавался ей столь же усердно, как и учебе, он обладал той же экзотической внешностью, что и Амнита Камойз. О любви же матери к плотским утехам до сих пор никто не догадывался. Сын был ее единственным доверенным лицом. «Моя мать…
Женщина, нарушающая супружескую верность», – подумал Дориан, изучающе глядя на нее.
Как и он, Амнита ненавидела шляпы и сняла ее, едва выехав за ворота усадьбы. Густые черные волосы, такие же, как у сына, трепал ветер, а когда Амнита повернулась К нему, он встретился с немигающим взглядом желтых глаз.
Из-за таких странных глаз и потому что Дориан всегда держался особняком, ощетиниваясь на любого, кто рисковал подойти к нему слишком близко, ребята в Итоне прозвали его Котом. Прозвище сохранилось за ним и в Оксфорде.
– Будь осторожен, – сказала Амнита. – Если дед узнает об истинных причинах твоей бледности, то лелеемые тобой планы утонут в водовороте праведного гнева.
– Я долго упражнялся, чтобы он ничего не заметил, – усмехнулся Дориан. – Можешь не сомневаться, на Рождество я буду выглядеть достаточно здоровым, чтобы выслушать лекцию, направляющую меня на путь истинный в следующем году. Потом дед тщательно изучит – в сотый раз! – каждую мою оценку, выискивая малейшую зацепку убрать меня из университета. И не найдет, как бы долго ни искал. К Пасхе я получу степень с отличием, а ему придется вознаградить меня годичной поездкой за границу, что он уже сделал для других.
– Ты не вернешься, – сказала Амнита, глядя на окружающие их болота.
– Иначе я никогда не обрету свободу. Если я не найду работу за границей, то буду привязан к деду до самой его смерти.
Даже мысль об этом казалась невыносимой.
Старый граф Ронсли был деспотом.
Четверо сыновей графа с женами и детьми жили в Ронсли-Холле в Глостершире, где его светлость мог следить за каждым их вздохом. Старшие члены семьи имели возможность наносить короткие визиты или проводить сезон в Лондоне; мальчиков, естественно, отправляли в школу; однако Ронсли-Холл оставался для них единственным домом (или тюрьмой), которым единолично правил хозяин, и все обязаны были поступать или думать так, как прикажет старый граф.
Они терпели, ибо старик не оставил им выбора. Он не только распоряжался фамильным состоянием, но и беспощадно подавлял малейший намек на бунт, не гнушаясь никакими средствами, чтобы добиться желаемого.
Когда, например, на Дориана не подействовали ни нотации, ни оплеухи, ни угрозы вечного проклятия, лорд Ронсли направил свой гнев на его родителей. Это сработало: мальчик перестал упорствовать, видя, как унижают мать и отца.
В результате он быстро выучился скрывать свои чувства, оставаясь таким же вспыльчивым и непокорным.
Поскольку его поступки строго регулировались, личной собственностью Дориана был только острый ум, который он тоже унаследовал от матери, ибо Камойзы интеллектом не отличались.
Он блестяще учился в Итоне, и деду пришлось отправить его в Оксфорд, а скоро придется оплатить путешествие внука за границу.
