Андрей Старцев • Чехов на Камергерском (Наш современник N9 2003)
Андрей Старцев
ЧЕХОВ НА КАМЕРГЕРСКОМ
Прилетевшему на пару дней в Москву Старцеву надо было встретиться с
Крупиным. Владимир Николаевич начал рассказывать по телефону, как к нему проехать: дескать, в самом центре столицы найдешь переулок Камергерский, пройдешь во двор такого-то дома, завернешь за такой-то угол, поднимешься по такой-то лестнице, наберешь такой-то код на такой-то входной двери, потом будет еще одна, но уже не такая, а другая дверь...
— Володя, а ты не мог бы выйти из дому и встретить меня? — взмолился Старцев. — Я непременно запутаюсь в этих углах и дверях. Назови любое известное место, в назначенный час я буду там, и ты меня подберешь.
— Ладно, — согласился Крупин.— Давай у памятника Чехову. За полчаса доберешься.
Сказать честно, Старцев не знал, где в Москве памятник Чехову, но — язык до Киева доведет. Спустился в метро, вышел на станции “Чеховская” и начал опрос шагающих рядом москвичей: как пройти к памятнику Чехову? К его изумлению, москвичи тоже этого не знали. К памятнику Пушкину, Гоголю, даже вождю немецкого пролетариата Эрнсту Тельману — пожалуйста, можем подсказать, а вот Чехову — извините! Десятка три жителей столицы с постоянной пропиской, в том числе живущих в домах вокруг метро “Чеховская”, опросил, но никто даже не слышал, чтобы тут где-то был памятник Антону Павловичу! В активных опросах Старцев дошагал до Министерства по делам печати, информации, телевещания и еще чего-то малопонятного, и тут его осенило: где-где, а уж в этом-то министерстве наверняка знают! И открыл массивную дверь. В контакт с ним любезно вошел начинающий седеть симпатичный гражданин, по виду никак не меньше, чем замначальника какого-нибудь сведущего в искусстве отдела. Он тоже не знал, где находится памятник Чехову, но был способен рассуждать логически.
— Тут рядом есть улица, которая раньше называлась Чеховской, может быть, на ней? — рассуждал он. — Улицу переименовали, теперь она называется Малая Дмитровка. Не поискать ли вам там?
— А Камергерский переулок от этой улицы далеко отсюда ответвляется? — спросил Старцев, с беспокойством глядя на часы: времени до встречи оставалось совсем ничего. — Памятник — рядом с этим переулком.
— Камергерский, вы сказали? — опешил симпатичный собеседник. — Но это совсем в другой стороне!
— Так покажите, черт возьми, мне эту другую сторону! — вскричал Старцев. — Туда-то я и двинусь, а не на Малую Дмитровку! Далеко это?
— Второй поворот направо вот по этой улице. — Симпатичный министерский служащий указал на улицу, которая раньше называлась Пушкинской, и, счастливый, что избавился от назойливого провинциала, растворился в вестибюле.
А Старцев ринулся вперед по указанному маршруту, на бегу размышляя, какому идиоту пришло в голову переименовывать улицы великих русских писателей в какие-то Дмитровки. И что это за памятник Чехову, о котором никто не имеет представления, тогда как малограмотному нерусскому барду Окуджаве собираются соорудить целый мемориальный комплекс... Наконец, взмыленный, он влетел, — правда, не на втором, а на пятом повороте направо, — в Камергерский переулок и через минуту увидел Крупина.
Когда разжались дружеские объятия, Старцев спросил:
— Слушай, а где этот твой памятник Чехову? В Москве никто о нем понятия не имеет! — И без паузы задал еще один вопрос, глядя на возвышающееся в двухстах метрах за плечами Крупина светлое большеоконное здание, знакомое, наверное, всей России. — По-моему, это Центральный телеграф, я не ошибаюсь?
— Да, это телеграф, — подтвердил Владимир Николаевич. — А памятник Чехову — вон он.
И Крупин ткнул пальцем в угол между двумя зданиями, где скромно приютилась статуя молодого человека, изваянная, как показалось Старцеву, в эллинской манере — идя мимо, едва ли обратишь на нее внимание...
АДМИРАЛ И МАРШАЛ
В День Победы Старцев вместе со всем своим городом возложил цветы к
памятнику-мемориалу 1200 героям-гвардейцам, после чего направился в толпе других желающих взглянуть на вторую очередь мемориала. Когда миновали мостик, жена спросила:
— Ты видел, кто шел с тобой рядом, плечо к плечу?
— Нет, — ответил Старцев. — А кто?
— Губернатор, — сказала жена. — Адмирал Егоров.
— Что же он не поздоровался? — удивился Старцев. — Шел рядом и не поздоровался, ничего себе!
— А ты почему с ним не поздоровался?
— Но я же его не видел!
— Так, может быть, и он тоже тебя не видел?
— Как это “не видел”? — возмутился Старцев. — Его можно не увидеть, потому что он мелкий ростом. А я-то вон какая дылда! Несмотря на то, что истерся к старости, все равно рост за сто восемьдесят сантиметров! Не увидеть меня адмирал-губернатор не мог, наверняка прикинулся невидящим! Недостатки воспитания в детстве!
Спустя неделю Старцев стоял у писательского дома в Хамовниках в Москве, соображая, куда направить свои стопы в первую очередь — к секретарям Союза писателей, в Приемную коллегию или в редакцию газеты “Завтра”, везде ему надо было побывать. Тут из двери дома вышел среднего роста плотно сбитый мужчина с густыми седыми бровями, одетый в светлый костюм. Лицо показалось знакомым, и Старцев буквально вперился в него глазами, пытаясь вспомнить, где мог видеть раньше. Мужчина, удивленный столь непосредственно выражаемым интересом к своей персоне, остановился, ожидая, видимо, что глазеющий на него субъект как-то объяснится; не дождавшись, кивнул Старцеву и с достоинством удалился. И по этому редкому в наше время достоинству Старцев его узнал. Маршал Советского Союза Язов! Старцеву захотелось догнать уважаемого военачальника, чтобы извиниться за свое до неприличия откровенное любопытство, но, побоявшись предстать перед маршалом еще более нескромным, он сдержал свой благородный порыв.