В первый день месяца мая в год благословенного Господа нашего тысяча шестьсот восьмидесятый францисканские монахи Эгидий, Роман и Амброзий отправились, по слову своего настоятеля, из христианского города Пассау в монастырь Берхтесгаден близ Зальцбурга. Я, Амброзий, был из всех троих самый крепкий и молодой, едва достигнув двадцати одного года.
Монастырь Берхтесгаден располагался, как мы знали, в дикой горной местности среди мрачных лесов, под сенью которых водились медведи и злые духи; и сердца наши сокрушала печаль при мысли о том, какие опасности, быть может, уготованы нам в тех ужасных местах. Но поскольку долг христианина подчиняться велениям церкви, мы не роптали, а даже радовались случаю исполнить волю нашего возлюбленного и почитаемого настоятеля.
Благословясь и помолившись в последний раз в церкви нашего Святого, мы подпоясали рясы, обули ноги в новые сандалии и вышли на дорогу, а братия вослед осеняла нас крестным знамением. Как ни долог и опасен лежал пред нами путь, мы не оставляли надежды, ведь надежда — не только начало и конец Веры, но также сила Юности и опора Старости. И потому сердца наши вскоре забыли грусть расставания и стали радоваться новым прекрасным видам, которые сменялись у нас перед глазами, открывая нам красоту мира, как его создал Господь. Воздух сиял и переливался, подобный ризам Святой Девы; солнце рдело, будто Золотое Сердце Спасителя нашего, источающее свет и жизнь для всего рода человеческого; синий свод небес был как огромный и прекрасный молитвенный дом, в коем всякая былинка, всякий цветок и тварь живая воссылают хвалу Господу.
Проходя лежащие на пути нашем многочисленные хутора, деревни и города, мы, бедные монахи, видели тысячи людей за всевозможными занятиями, и зрелище это, нам прежде незнакомое, наполняло сердца наши изумлением и восторгом. А сколько храмов попадалось нам, с каким радушием и благочестием приветствовали нас, путников, прихожане, как усердно и радостно спешили они удовлетворить наши нужды! Благодарность и довольство грели нам душу. Все учреждения церкви благоденствовали и процветали, а это означало, что они угодны Богу, Коему мы служим. Сады и огороды при монастырях и обителях все содержались в порядке, доказывая заботу и трудолюбие богобоязненных крестьян и святой братии. И отрадно было слышать, как перезванивались церковные колокола, отбивая час за часом; казалось, самый воздух наполнен сладостной музыкой, словно голосами ангелов, поющими хвалу Творцу.
Всюду, куда мы ни приходили, мы приветствовали жителей именем Святого, нашего патрона. И они кланялись и выражали радость; женщины и дети теснились вдоль обочин, спеша поцеловать нам руки и испросить благословение, словно бы мы — не бедные служители Бога и людей, а сами господа и хозяева этой прекрасной земли. Не будем, однако, питать гордыню в сердце своем, а сохраним кротость, блюдя правила нашего святого ордена и не греша против учения нашего Патрона.
Я, брат Амброзий, со стыдом и раскаянием признаюсь, что поймал себя на весьма земных и греховных мыслях. Мне представилось, будто женщины целовали руки мне с гораздо большей охотой, чем обоим моим товарищам, — что, конечно, было заблуждением, ведь я не святее их; и, притом, моложе годами и менее опытен в страхе Божием и в соблюдении заповедей Его. Заметив эту ошибку женщин и ощутив на себе упорные взоры дев, я испугался, усомнившись, что сумею противостоять соблазну, буде он представится. Нет, думал я, трепеща и содрогаясь, чтобы достичь святости, мало обетов, молитв и покаяния; нужно иметь такое чистое сердце, коему искушение неведомо. О, я недостойный!
Ночевали мы всякий раз в каком-нибудь монастыре, неизменно встречая радушный прием. Для нас щедро выставляли на стол еду и питье, и монахи, столпившись вокруг, расспрашивали нас о большом и прекрасном мире; с которым нам выпало на долю так близко познакомиться. Когда узнавали о месте нашего назначения, нас жалели, ведь нам предстояло поселиться среди диких гор. Сколько мы наслышались рассказов о ледниках, снежных вершинах и скалистых обрывах, о грохочущих водопадах, пещерах, темных лесах; и еще нам рассказали об озере, таком таинственном и жутком, что другого подобного ему нет в целом свете. Оборони нас, Господи!
На пятый день пути, уже неподалеку от Зальцбурга, нам предстало странное и зловещее зрелище. Прямо перед нами, над горизонтом, стеной громоздилась темная гряда грозовых туч со светлыми как бы башнями и темными нишами, а выше, меж нею и голубыми небесами, виднелась вторая стена, ослепительно белого цвета. Мы изумились и встревожились. Тучи стояли недвижно, мы следили в продолжение нескольких часов и не заметили ни малейшей перемены. К вечеру, когда солнце склонилось к закату, темные бастионы залило огненным светом. Дивно блистали они и лучились и подчас казались охваченными пожаром.
Каково же было наше удивление, когда мы поняли, что перед нами не тучи, а почва и камни! То были горы, о которых мы столько наслышались, а белая стена за ними — это гряда снежных вершин, которые лютеране, если их послушать, могут сдвигать своей верой, в чем я весьма сомневаюсь.
