1. НЕ ВСЕ, ЧТО НА СТОЛЕ, МОЖНО ЕСТЬ
За грубым дощатым столом сидел человек и при свете сальной свечи читал какие-то записи в книге. Это была старая записная книжка, сильно потрепанная; и, по-видимому, почерк был не очень разборчивый, потому что читавший то и дело подносил книгу к самому огню так, чтобы свет падал прямо на страницу. Тогда тень от книги погружала во мрак половину комнаты, затемняя лица и фигуры, ибо, кроме читавшего, в комнате было еще восемь человек. Семеро из них сидели вдоль неотесанных бревенчатых стен, молча, не шевелясь, почти у самого стола, и, так как комната была небольшая, протянув руку, они могли бы дотянуться до восьмого, который лежал на столе, навзничь, полуприкрытый простыней, с вытянутыми вдоль тела руками. Он был мертв. Человек за столом читал про себя, и никто не говорил ни слова; казалось, все чего-то ожидали, только мертвецу нечего было ждать. Снаружи из ночного мрака, через служившее окном отверстие, доносились волнующие ночные звуки пустыни: протяжный, на одной неопределенной ноте, вой далекого койота; тихо вибрирующее стрекотанье неугомонных цикад в листве деревьев; странные крики ночных птиц, столь не похожие на крики дневных; гуденье больших суетливых жуков и весь тот таинственный хор звуков, настолько незаметных, что, когда они внезапно умолкают, словно от смущения, кажется, что их почти и не было слышно. Но никто из присутствующих не замечал этого: им не свойственно было праздное любопытство к тому, что не имело практического значения; это ясно было из каждой черточки их суровых лиц – ясно даже при тускло горевшей одинокой свече. Очевидно, все это были местные жители – фермеры и дровосеки.
Человек, читавший книгу, несколько отличался от остальных, он, казалось, принадлежал к людям другого круга – людям светским, хотя что-то в его одежде указывало на сродство с находившимися в хижине. Сюртук его вряд ли мог бы считаться приличным в Сан-Франциско; обувь была не городская, и шляпа, лежавшая на полу подле него (он один сидел с непокрытой головой), была такой, что всякий, предположивший, что она служит лишь для украшения его особы, неправильно понял бы ее назначение. Лицо у него было приятное, с некоторым оттенком суровости, хотя, возможно, суровость эта была напускная или выработанная годами, как это подобало человеку, облеченному властью. Он был следователем и в силу своей должности получил доступ к книге, которую читал: ее нашли среди вещей умершего, в его хижине, где сейчас шло следствие.
Окончив чтение, следователь спрятал книжку в боковой карман. В эту минуту дверь распахнулась, и в комнату вошел молодой человек. По всей видимости, он родился и вырос не в горах: он был одет как городской житель. Платье его, однако, пропылилось, словно он проделал длинный путь. Он и в самом деле скакал во весь опор, чтобы поспеть на следствие.
Следователь кивнул головой; больше никто не поклонился вновь пришедшему.
– Мы вас поджидали, – сказал следователь. – С этим делом необходимо покончить сегодня же.
Молодой человек улыбнулся.
– Очень сожалею, что задержал вас, – сказал он, – я уехал не для того, чтобы уклониться от следствия: мне нужно было отправить в газету сообщение о случившемся, и я полагаю, вы меня вызвали, чтобы я рассказал вам об этом.
Следователь улыбнулся.
– Сообщение, посланное вами в газету, – сказал он, – вероятно, сильно разнится от того, что вы покажете здесь под присягой.
– Об этом судите сами, – запальчиво возразил молодой человек, заметно покраснев. – Я писал через копировальную бумагу, и вот копия того, что я послал. Это написано не в виде хроники, так как все случившееся слишком неправдоподобно, а в виде рассказа. Он может войти в мои показания, данные под присягой.
– Но вы говорите, что это неправдоподобно?
– Для вас, сэр, это не имеет никакого значения, если я присягну, что это правда.
Следователь с минуту молчал, опустив глаза. Люди, сидевшие вдоль стен, переговаривались шепотом, лишь изредка отводя взгляд от лица покойника. Потом следователь поднял глаза и сказал:
– Будем продолжать следствие.
Все сняли шляпы. Свидетеля привели к присяге.
– Ваше имя? – спросил следователь.
– Уильям Харкер.
– Возраст?
– Двадцать семь лет.
– Вы знали покойного Хыо Моргана?
– Да.
– Вы были при нем, когда он умер?
– Я был поблизости.
– Как это случилось? Я имею в виду то, что вы очутились здесь.
– Я приехал к нему поохотиться и половить рыбу; в мои намерения входило также познакомиться поближе с ним и его странным, замкнутым образом жизни. Мне казалось, из него может выйти неплохой литературный персонаж. Я иногда пишу рассказы.
– Я иногда читаю их.
– Благодарю вас.
– Рассказы вообще-то – не ваши.
Кое-кто из присяжных засмеялся. На мрачном фоне веселая шутка вспыхивает ярко. Солдаты на войне в минуту затишья охотно смеются, и острое словцо в мертвецкой захватывает своей неожиданностью.
– Расскажите обстоятельства, сопровождавшие смерть этого человека, – сказал следователь. – Если желаете, можете пользоваться любыми заметками или записями.
Свидетель понял. Вынув из внутреннего кармана рукопись, он поднес ее к свечке и стал перелистывать; найдя нужную страницу, он начал читать.
