— Не топорщись, Олька. Купец это. Крутобёдрый… тьфу. Крутобортый. Корма словно у простонародной кормилицы и бушприт без тарана.
— Где это ты, Барби, видала у купца две оружейных палубы и двойной ряд пушечных люков? А что обводы не хищные — так не на вёслах ходит. Вон какая туча парусов навешена, хоть мачт всего две больших и одна малая.
Спорили, сидя на ветвях огромного ясеня, две очень юных брюнетки. Та, которая повыше, — смугленькая, кучерявая, в серых глазах откровенно прыгают зелёные чёртики. Другая, что расположилась точно в кресле — оперлась на ствол и уютно поставила ступни наземь, — слегка загорелая, серьёзная, волос и носик прямые. Обе по тёплому времени наряжены просто: в суровую домотканину с тонкой полоской черно-красной вышивки по вороту, рукавам и подолу. Ни поясов, ни ожерелий и браслетов, ни сандалий.
— Кнорру тоже бывает что охранять, — возразила Барбара. — Пушки небольшие, кстати. И доставлять на большой скорости. Где-то восемнадцать морских узлов в великочасец. Смотрела в книге про рутенские чайные клиперы? С картинкой, где «Катти Сарк»?
— Хм, — Олавирхо сорвала с коры пушистый лиловатый цветок, подвесила за ушком как серёжку. — «Катти» железная и бока… борта совсем впалые. Здесь явное не то. Только что и не воин, ты права. В шторм, пожалуй, весь наличный состав гонят управляться с холстами. И носовая фигура под бушпритом не как у дракона, змея или боевой карракарры. Длинная такая. Унылая.
— Из нохрийских святцев кто-то, — кивнула Барба, прислоняя к глазам двойную берестяную трубку с перемычкой. — Если не пророк Езу собственной персоной. Но и без длинного креста за плечом. Кто из них от удара спатой погиб?
— Сен-Дени вроде, — ответила Олли, принимая самодельный бинокль. — Но у того не меч в руке должен быть, в смысле орудия мучений, а собственная голова подмышкой.
— Так, суммируем по всем правилам. Статуй тематический, непонятный. Защита груза — по максимуму. Искусный быстроход — три мачты, оснастка и прямая, и косая, рангоут резко пирамидальный, длина корпуса раз в пять больше ширины. Вёсел нет — рабского труда не любит, в штиль поневоле простаивает или ползёт по зеркалу вод сонной мухой. Стало быть, на курьера не тянет. Обшивка не из дуба, как у парадных или погребальных кораблей — наш друг ясень.
— Откуда тут показуха? Вон сколько солёной воды вокруг острова, — вставила Олли. — Плыть долго — оснащаться крепко.
— Годится для крутой волны и сильного ветра. Корпус сам по себе не прочней дубового, но упруг и удар держит куда лучше, — продолжала Барба. — Зело пригоден рассекать моря. Не жена, как у британцев, но муж, упорный в своих намерениях. Потому что из аскра сделан.
— Это ты меня проверяешь на вшивость? «Старшая Эдда». Первого человека боги сотворили именно из дерева аскр, то есть ясеня.
— Тогда что такое Иггдразиль?
— Самый главный ясень в мире. Похоже, в тех местах, откуда «Эдда», только они и росли. Барба, прекрати умствования, лучше на воду смотри. Маневрирует.
— В самом деле стоит полюбоваться. Кормчий у них, однако, знаток своего дела.
— И верно. Заходит в бухту, как к себе домой. Бывал раньше?
— Разве что очень раньше — при одной тебе. Или когда никого из нас ещё тут не появилось. Все товары и вести для нас оставляют у кордона, — ответила младшая сестра. — Вот лекарь, хирург — тот и на берег ступал без страха. Члены головной семьи. Ещё плотники и прочие мастера, кому не лень потом в карантине отсиживать и чтоб их острыми иголками тыкали.
— Этого ба-фархи и морские люди ба-фархов пропустили с миром — иначе мы бы услыхали заварушку, — кивает Олли. — Смотри, только сейчас штандарт поднимает и полощет им по ветру. Нарядный: трава, золото, киноварь. Исконные цвета сид. Королевский?
— Нет, тот должен быть пошире — вспомни. Это знак поручения высших. Посольский. И…
— К дальнему причалу не идёт, ну ясно же. Осадка не та. Спускает якоря с переду и заду. Спускает парусную шлюпку. Гребцы, ковёр на банке и некто нарядный в тёмном.
— Чёрное и белый металл. Малое посольство с сильным религиозным душком, — итожит Барба. — Пошли мамочек и отца предупредим. А если знают — присоединимся ради большей ясности.
Галина давно смотрела на воду, плотно закутавшись в самовязаную шаль и поджав под каменный уступ ноги в замшевых «гуральках». Весна — почки на деревьях только-только набухли, дубы вообще стоят безлистые. Это Орри и девчонкам любо голышом разгуливать, а она солидная дама со слегка пошатнувшимся здоровьем.
Матросы вытянули шлюпку на берег. Важный пассажир с особой миссией, о коем пограничники загодя предупредили огневым сигналом, вышел, опираясь на трость с когтистым набалдашником. Немолод, однако фасонить любит: чёрный плащ-крылатка, подбитый седым бобровым мехом, наполовину расстёгнут, чёрный камзол в талию перехвачен наборным поясом тусклого серебра, в каждом из чёрных полусапожек отражается по рассвету. Голова укрыта плотной фиолетовой шапочкой, из-под муара струятся волосы — тоже волнистый узор, тоже цвет ворона и щедрое серебро.
Барбе.
Через пятнадцать лет. Пятнадцать с хорошим лишком лет.
Кажется, она удержалась — не произнесла всё это вслух. Не поднялась, только напружинилась слегка.
