— В общем, не пыльная у нас работенка, Валек, — заявил усатый шофер молодому коллеге. — Знай себе крути баранку и рожу сюрьезную делай, мол, всецело занят охраной груза.
— И все? — обреченно вздохнул Валек. Вздох оказался глубоким, ноздри тут же уловили такой родной с детства цветочный аромат с нотками апельсина и бергамота — в детстве так пахли руки мамы. Но в салоне автомобиля мамы, конечно же, не было, а парфюм «Красная Москва» оказался представлен в виде «вонючки», болтавшейся под зеркалом заднего вида.
— И все, — кивнул усач, поглядывая на поблескивающий в свете фар мокрый асфальт трассы Москва — Ленинград. — А ты что же, браток, опасности ждал? Думал, дескать, мы ценные грузы перевозим, так нас что, сразу грабить кто-то полезет?
— Ну-у, — протянул Валек с мечтательной юношеской надеждой, — всякое же бывает.
— Бывает-то всякое, — кивнул усач, — но не в странах победившего Социализма. Это у них в загнивающей Америке, человек человеку волк, друг дружку обирают, капиталы копят. Бизнесом они это называют. Во! А у нас честному человеку капитал зачем, если и так почти все бесплатно, все по талонам, и отпуск два месяца в год на любом курорте Советской Евразии.
— Но ведь есть люди с гнильцой, что не хотят жить и работать по советским законам! — запальчиво возразил Валек.
— Такие всегда есть и всегда будут, — философски вздохнул усач. — Но большая их часть пребывает на Марсе и трудится на благо объединенных стран Советов, а те, кто еще пока на свободе, вряд ли на наш броневичок покуситься захотят, мы чай не золотишко и даже не советские рубли перевозим, а всего лишь картины, к тому же картину этого, как его…
— Адольфа Гитлера, — напомнил Валек.
— Не слыхал никогда, — пожал плечами усач. — Репина знаю, Малевича знаю, Айвазовского того же, даже этого, как его, Пикассо знаю. Во! А этого Адольфа-шмадольфа не знаю. И что это наш фриц намулевал там такого-эдакого, что мы его картину аж на броневике от Третьяковки до Эрмитажа доставляем?
— Купание валькирии, — припомнил Валек. — И к тому же он… ой… тормози!
Но усач уже и сам резко вжал педаль тормоза в гашетку.
— Твою же дивизию! — выругался шофер.
Фушшш… — послышался визг колес по мокрому после дождя асфальту, и машину занесло, но водитель оказался бывалый, он крутанул баранку в сторону заноса и слегка отпустил тормоз. Автомобиль тряхануло, развернуло поперек дороги, но он все же остановился.
— Что это такое, пресвятой Троцкий, было?
— Кажется, медведь на дорогу выскочил, — вертел глазами во все стороны Валек, но зверя уже и след простыл.
— Да какой к едреной Фени медведь? — пробурчал усач. — Мы уже к городу подъезжаем, тут отродясь косолапых не водилось. Пес, наверное, но большой шибко, кавказец или сенбернар, бабку Жучку его за ногу.
— Наверное, — кивнул не на шутку перепугавшийся Валек. — А вон, походу, и хозяин…
Вдалеке, метрах в двадцати, и в самом деле стояла высокая мужская фигура редкостного богатырского сложения. И, судя по всему, такой же редкой богатырской силы, поскольку на плече здоровяк держал бревно.
— Во черт! — возопил усач. — У него муха!!!
«Какая муха?» — захотелось спросить Вальку.
Но тут бревно плюнуло огненным плевком.
«РПГ — ручной противотанковый гранатомет, в простонародье называемый «муха»», — понял Валек за секунду до того, как плевок этой самой мухи вдарил по кузову.
БУХ!
Взрыв! Все предметы в кабине вдруг начали драться, даже сидения, поскольку Валька перевернуло, подбросило, шмякнуло об потолок и опрокинуло на усача, который тут же застонал. В голове гудело, в носу стоял запах «Красной Москвы» с дополненными нотками пороха и гари. И вдруг глухой удар, как будто кто-то запрыгнул сверху. Парень поднял глаза, через боковое стекло, которое сейчас находилось сверху, на него смотрел Чебурашка. То есть, конечно же, это был не настоящий Чебурашка, а всего лишь его изображение на желтых девичьих трусиках.
Тонкие ножки сомкнулись, коротенькая клетчатая юбка заколыхалась, ее обладательница присела на корточки. Сквозь стекло на Валька взглянуло милое и невинное личико азиатской девчушки, должно быть еще вчерашней школьницы — «таким в институте полагается учиться или в техникуме, а никак не заниматься тем, чем она собирается… — подумал Валек. — А, собственно, чем она собирается?..»
В удивительных янтарных глазах девчушки промелькнул недобрый огонь, она улыбнулась и медленно развела сжатые кулачки в стороны, промеж них тут же блеснула сталь наточенной до блеска японской сабли.
«Обшивка ведь бронированная», — только и успел подумать Валек, но сталь японской катаны вопреки логике и советскому ГОСТу пронзила крышу, словно пресловутый перочинный нож пресловутую консервную банку.
Валек сглотнул. Лезвие медленно двинулось в сторону, рассекая сталь поперек, а затем вдруг девчушка совершила кульбит через голову и спрыгнула на асфальт, клинок последовал за ней и одним движением разрезал металл сверху донизу. Лезвие исчезло.
«Что-то сейчас будет», — со страхом подумал Валек, жажда приключений, о которых он грезил с детства, куда-то вдруг испарилась, на смену ей пришла тревога: сердце бешено заколотилось, дыхание участилось, на лбу и ладонях выступил холодный пот. Валек взглянул на товарища — усач без чувств, и вся ответственность за груз теперь ложилась лишь на него одного. Руки сами собой потянулись к кобуре.
