3 марта 1900 г.
Решение отправиться в путешествие принято окончательно. У меня даже голова немного кружится от предвкушения. Мне представился шанс сменить обстановку, и я не вижу для этого серьезных препятствий. Из всех черт, которые мистер Гальтон считает необходимыми условиями для путешествия: здоровье, тяга к приключениям, средний достаток и конкретная цель, которая вполне по силам опытным путешественникам — две первые присутствуют во мне с избытком. Что же касается остального, то многие из моих знакомых могут подумать, что я не в себе; люди же с опытом путешествий не станут полагать, что моя затея бесполезна. Правда, у меня нет даже небольшого состояния, зато есть постоянный скромный доход, к тому же, по словам самого мистера Гальтона, некоторым удается даже заработать на путешествиях. Поскольку в этом и заключается моя цель, вполне возможно, что мне удастся найти предметы естественной истории, которые будут представлять достаточный интерес, и я смогу возместить часть расходов.
За время подготовки мне попалась одна из самых восхитительных книг мистера Гальтона, и даже удалось посетить одну из его лекций три года тому назад. К сожалению, в тот вечер темой его доклада были не советы путешественникам, а его теории по поводу того, что он называет евгеникой.[1] С этим я совершенно не могу согласиться. Несмотря на всю ту страстность, с которой он излагал свои убеждения, я считаю его идеи, касающиеся заключения брака только между теми, кто наилучшим образом подходит друг другу как физически, так и умственно, искажением учения мистера Дарвина. Его труды я знаю не понаслышке. И внимательное прочтение сочинений мистера Дарвина только укрепило меня в намерении найти доказательства его теорий. Взгляды мистера Гальтона на брак, как мне кажется, не дотягивают по объективности даже до элементарного наблюдения. По моим наблюдениям даже у самых несчастных в нашем обществе, где так важен цвет лица и хорошенькие дети, сумасшествие не всегда передается из поколения в поколение. Но, возможно, в этом своем утверждении я заблуждаюсь не меньше, чем мистер Гальтон — в своем. Надо полагать, что сумасшествие не всегда является таким уж неизбежным результатом в случае рождения детей у тех, кто поражен этим недугом.
Гальтон много путешествовал в местах подчас не самых гостеприимных, поэтому менее чем через месяц, взяв билет на пароход, я отправляюсь в магазины на Хай Стрит, чтобы тщательно подобрать экипировку для путешествия, помня об инструкциях мистера Гальтона насчет эффективности фланели. Что же до остальных вещей, то у меня нет полной уверенности в том, что мне следует брать их с собой. Вот список некоторых из вещей: чай, печенье и конечно же пистолет, перочинный нож, канцелярские принадлежности, лекарства на случай легкого недомогания, прочные ботинки и кое-какие инструменты для исследований, пальто на случай холодов и несколько тетрадей для набросков. Как бы мне хотелось знать больше о местности, которую мне предстояло посетить! А уж что меня там будет ждать, и представить трудно.
В течение месяца я достигну Лондона, а оттуда отправлюсь на континент. Утешаю себя тем, что мистер Гальтон сказал: «Дикари редко убивают приезжих».
5 сентября
Для меня всегда было загадкой, какой смысл вкладывают в свои слова те, кто советует мне не впутываться в неприятности. Но каков бы ни был смысл, я точно знаю, что если у меня под кроватью обнаружат спрятанный там скелет одного из древнейших представителей европейцев, неприятности не заставят себя долго ждать, хотя и не я нанесла ему смертельный удар, ибо он мертв уже примерно двадцать пять тысяч лет.
Однако я оказалась причастной к гибели гораздо более современного человека, и если уж на чистоту, то сама чуть было не распрощалась с жизнью. Теперь, вспоминая прошлое и подвергая свои действия безжалостному самоанализу (что, в общем-то, я стараюсь не делать слишком часто или достаточно долгое время), мне становится ясно, что этой неудачной цепи событий можно было бы избежать, обрати я внимание на знаки, очевидные для всех, кроме меня самой, что беда была близко. Вместо этого я погрузилась в некое подобие душевной апатии, мой обычный инстинкт выживания был притуплён расплывчатостью мыслей и недостатком воли. Одним словом, я струсила.
Мои друзья конечно же так и подумали, даже если я была не готова признать свое состояние, по крайней мере, пока оно владело мной, и конечно же не высказали этого вслух.
* * *
— Полагаю, ты несколько опечалена разрывом с Робом, — осторожно предположила Мойра Меллер, моя лучшая подруга.
— Не думаю, — возразила я. — Знаешь, это было даже к лучшему. Да и расстались мы вполне мирно.
— Это хорошо, — кивнула она. — Он кажется немного подавленным. Я беспокоилась, что возможно и ты тоже.
— Даже не знаю почему, — сказала я. — Никто из нас не получал от этих отношений того, чего хотел. Возможно, я одна из тех людей, которые счастливы сами по себе. Ты ведь не обсуждала с ним эту тему, а? — добавила я подозрительно.
— Да, он звонил, — ответила Мойра. — Мы поговорили, но всего минуту. Думаю, он хотел, чтобы я попробовала поговорить с тобой насчет вашего воссоединения. Я же сказала ему, что ты даже в мыслях не держишь ничего подобного.
