1
Эта хроника опирается на четыре основных источника. Перечислим их: это акты Муниципального совета города Кампинас за март-апрель 1889 года; устное свидетельство хрониста и историка Ж. Б. Канастры, справлявшего свой день рождения раз в четыре года 29 февраля; газеты той эпохи, главным образом «Диариу де Кампинас», полная подшивка которой — предмет особой гордости Центра науки, литературы и искусств; и, наконец, моя незаурядная способность к логическим построениям, которую Канастра злонамеренно называл воображением.
А теперь перейдем к самой истории.
2
В те черные дни углы пустынных улиц освещались кострами, и по городу проезжали иногда две-три коляски — не больше. В них сонно возлежали врачи, окутанные клубами сигарного дыма. Врачи перемещались из одного конца города в другой, ведя учет мертвецов. Они вели также учет отвращения, которое накапливалось внутри города, как навоз копится внутри дворика.
Перед отелем «Европа», между колодцами с гнилой, цветущей водой, днем стояли телеги водовозов. Луис Алвин высунул голову наружу, увидел их и окончательно проснулся. Когда коляска, набирая скорость, свернула на улицу Дирейта, Алвин закрыл окно.
3
Недалеко от этого места некий старик изнемогал, придавленный грудями нимфы. Барон Да Мата, пахнущий жженой веревкой, с грязными ногтями и желтыми усами, перевел дух, застонал и откинулся в сторону. Вот черт, опять приступ. Он знал, что ревматичен и бессилен — совсем как монархия. Неважно, главное — держать девушку за семью замками. Сдерживая отвращение, прекрасная и недоступная Анжелика подчинилась его воле, прежде чем преклонить колени в часовне. А затем, чтобы не думать об этом, погрузилась в домашние задания своих учеников.
4
Завернувшись в шелковые простыни, барон начал выискивать причины своей очередной неудачи. Если хорошо поискать, то причины обязательно найдутся, пусть даже и сомнительного свойства. Во-первых, накануне был праздник — свадьба свояченицы, — на котором он выпил изрядное количество мускателя. Затем, он так и не отошел от ссоры с женой, чья необъяснимая неприветливость по отношению к приглашенным — она исчезла через сорок минут после начала — еще ждет того, чтобы за нее отмстить. И наконец, барон не переставал готовиться в уме к завтрашней деловой поездке — предстояло преодолеть пятнадцать лиг. В этот момент единственное, что приносило ему удовольствие — это мысль, что он отправил свояченицу на месяц в Париж. Кроме того, это дорогое удовольствие производило нужное впечатление, от него еще веяло модным по тем временам фальшивым либерализмом. Свояченица запоем читала Жорж Санд.
5
В конце концов, это любовная история, в которой нет места жалости. Есть место лишь безумной страсти, часто вспыхивающей в тропиках между мужчиной и женщиной. И, говоря о несчастной женщине, павшей жертвой какого-нибудь распутника в красном галстуке (эмблеме республиканцев), которых немало встречается в барах, злые языки тут же заключали: Республика поимела Империю.
6
Люди читали Золя в подлиннике, и Жулиу Рибейру[1] царил ко всеобщему удовольствию, но литература — это одно, а жизнь — это другое. У жизни всегда трагический конец, что мы вскоре и увидим. Вторая мировая война, казалось, окончательно сдала эту историю в архив. Однако в 1975 году безымянный историк вырыл ее из пыльных папок и сделал всеобщим достоянием, слегка сдобрив собственной фантазией. Этот историк утверждал, что встречался с Алвином в год его смерти в клинике для больных лейкемией и лично почерпнул от него подробности.
7
Фантазия лучше действительности, но мы будем строго придерживаться фактов, иначе какая же это хроника? Не стоит увлекаться. Вопреки утверждению того самого историка, Алвин был не романтиком, а неутомимым постельным бойцом. И благодаря этому — редкому в мужчинах — качеству он заполучил нежную Анжелику. Та, регулярно испытывая удовольствие, раздалась немного в бедрах. Да Мата отметил это, когда перед ним развернули простыню с обнаженным трупом.
8
Что за ностальгическая грусть реет в воздухе над этими землями, которые некогда, в туманные доисторические времена, покрывали океанские волны? Грусть по жару человеческих тел, как же иначе. В 1889-м это был обычный субтропический район страны, где процветали болезни и всяческие злоупотребления. Еще хуже: все гостиницы были битком набиты всяким сбродом. Но в городе, именовавшем себя сельскохозяйственной столицей штата, все полагали, что лихорадка — зараза, занесенная откуда-нибудь из Сан-Паулу. Наши горожане были настолько высокомерны и горды, что на улицах вели себя так, будто незнакомы друг с другом: делали вид, что живут в большом городе. За границей, если их спросишь: «Откуда вы?», то сначала говорили: «Из Кампинаса», потом нехотя уточняли: «Из провинции Сан-Паулу», и далеко не сразу признавались, что они… из Бразилии. А когда республиканская зараза разрослась бурно, как сорная трава, кто-то выдвинул лозунг Республики Кампинасских Соединенных Штатов.
9
Светает. Да Мата приказывает подтянуть подпруги у лошадей. До Сан-Паулу еще далеко, но как истинный монархист Да Мата не получает никакого удовольствия от путешествия на поезде. А если отправляешься в срочную деловую поездку, то ничего не стоит потерять голову и наделать глупостей. Он встает с трудом из-за огромной грыжи. Когда он отправляется в путь вместе с Лусио, бывшим рабом, Анжелика выходит на веранду и машет им рукой. Воздух прозрачен настолько, что на расстоянии оба кажутся нарисованными акварелью.
![Воровская яма [Cборник]](/storage/book-covers/08/086ec5131cfee1e9284b895205abfa019c8ddf36.jpg)
