Когда мне исполнилось двенадцать лет, я получила в подарок гребную шлюпку. Она была длиной в два метра и тридцать пять сантиметров и построена на совесть. Если вы спросите, как называется это суденышко, я отвечу: просто лодка. У меня появился план: обогнуть на лодке весь архипелаг Пеллинге[1] со всеми его мелкими скалами и прочим, что находилось внутри и снаружи. План следовало осуществить. Не знаю, почему это было важно. Путешествие могло занять целые сутки, так что стоило взять с собой спальный мешок, а еще хрустящие хлебцы и сок. Как говорит папа, в лодке не должно быть ни одного ненужного предмета.
Выход в море был назначен на двадцатое августа, и никто не должен был знать об этом. Не знаю, как случилось, что мама сунула нос в это дело, может, она увидела, как я доставала спальный мешок из палатки. Она ничего не сказала, но все же дала мне понять: она, мол, все знает и согласна обманывать папу. Он бы никогда не разрешил мне плыть. Вообще-то я абсолютно уверена в том, что мама никогда не посмела бы обмануть своего родного отца, который не дозволял ей спать в палатке и не разрешал носить матросский воротник. Ужасное было время!
Во всяком случае, шлюпка и я были готовы к старту. Несколько дней дул зюйд-вест[2], да такой сильный, что вода в озерах выходила из берегов. Лодка лежала в паводке вплоть до самых поросших травой лужаек, и когда я спустила ее на воду, то киль заскользил по воде, словно по бархату.
Как только шлюпка вышла в море, она тут же наткнулась на отмель, но я изо всех сил удерживала ее за поручни и ждала. Небо было пустым и белым, как обычно перед восходом солнца, и чайки подняли ужасный шум. Потом второпях примчалась мама в кофте поверх ночной рубашки. У нее были с собой бутерброды и бутылка померанцевой воды.
— Торопись! — сказала она. — Отправляйся, пока он не проснулся!
Отплытия, собственно говоря, редко получаются такими, как предполагаешь.
Мы вышли в море, встретившее нас волнением, ветер дул попутный и отлично помогал лодке сохранять равновесие… Я напрягала мышцы ног, упираясь в дно шлюпки, и заставляла ее плыть спокойно. Мама, стоя на берегу, довольно долго махала рукой.
Папа никогда, бывая в море, не машет рукой. Это делают, только когда ты в беде.
Волны накатывались на лодку с кормы, но очень скоро я поняла, что это ошибка; нам надо повернуться на все сто градусов, и как можно скорее, чтобы следить за волной. Так что я подождала, пока мы оказались в одной из глубоких впадин, и, круто опустив левое весло вниз, в воду, стала как сумасшедшая грести правым, и в одну секунду мы повернулись, и волны приняли нас в свое лоно как нечто само собой разумеющееся.
Пока мы, подгоняемые попутным ветром, шли по направлению к самому дальнему мысу, меня вдруг осенило, что, собственно говоря, морю, чтобы быть единовластным, необходима лодка, причем довольно крупная. Возможно, также и островам, если они мелкие. А почему небу не может быть необходима чайка, естественно, если оно безоблачно?
А потом взошло солнце и светило прямо в глаза и превращало пену на волнах в нежные розы, а мы мчались дальше и, обогнув мыс, внезапно оказались с подветренной стороны. Тишина. Разумеется, был слышен шум моря, но только отдаленно, потому что теперь в лесу шумел ветер. Здесь, на неглубокой отмели, лес сползает прямо вниз поверх прибрежных камней, островки же плавают вокруг, словно букеты цветов, а кругом все зеленеет… мне это знакомо, я бывала здесь раньше.
Я вычерпывала воду из шлюпки, хотя вода едва набралась; потом мы позволили себе недолгий дрейф. Здесь обитают не знающие забот летние гости — папа называет их мотыльки и презирает их. К полудню просыпаются они в своих виллах и отправляются вниз, к морю, где с неустойчивых, окрашенных в белый цвет мостков с купальнями среди шхер прыгают в свои нарядные, сработанные из листового железа, роскошные шлюпки.
Папа презирает лодки из листового железа.
Он говорит, что их владельцы — эти юные джазисты и их девицы — попросту опасны. Они катят в своих лодках с мотором в двадцать лошадиных сил только ради собственного удовольствия и с угрозой для жизни общества, не говоря уже о сетях, расставленных рыбаками.
Конечно, я помню… Девушка сидит себе впереди на носу лодки, загорелая, веселая, и волосы у нее летят по ветру. Она любит очарование скорости. Она машет мне рукой, когда они стремительно проносятся мимо… Но это было ужасно давно, давным-давно…
Я гребла все дальше и дальше. Кажется, день обещает быть теплым, а в воздухе запахло грозой.
Мало-помалу поверхность воды заполнилась людьми… кто плывет в лодке, кто рыбачит, а кто купается… летнее веселье, лучше которого нет для малышей, что плещутся на берегу, на плотах, в каноэ… и вдруг — прямо нам наперерез проплывает с улыбкой на губах, с усами по плечо джазист у руля. «Привет! Хочешь ко мне на буксир?»
Я не удостоила его даже взглядом.
Тут появился еще один. Я гребла как сумасшедшая и вдруг увидела девушку с летящими по ветру волосами на носу шлюпки, она помахала мне рукой.
Я продолжала грести.
Эта девушка была вовсе не та, а другая, я знаю. Я могла бы помахать ей рукой в ответ… хотя предположительно — нет, не могла бы. Знали ли эти люди, что они ведут себя глупо… думаю, нет, не знали. Неужели я несправедлива? Думаю, да, несправедлива…
![Шпагат счастья [сборник]](/storage/book-covers/18/18210fd45f1eb70de7ae3f5db8a68688e42c2aa5.jpg)
