Ленинград

Ленинград

Игорь Вишневецкий — автор шести сборников стихов, новой большой биографии Сергея Прокофьева, книг и статей по истории музыки и литературы. Экспериментальная повесть Вишневецкого «Ленинград» вызвала горячие дискуссии и была удостоена премий журнала «Новый мир» и «НОС». Герои «Ленинграда» — осколки старой русской интеллигенции в момент окончательного превращения их мира в царство «нового советского человека», время действия — первые восемь месяцев финно-немецкой блокады Ленинграда в период Великой Отечественной войны. Исключительные обстоятельства обнажают механизм катастрофы, которая видится одним как искупительная жертва, другим — как приговор.

Жанр: Современная проза
Серия: Самое время!
Всего страниц: 23
ISBN: 978-5-9691-0796-0
Год издания: 2012
Формат: Полный

Ленинград читать онлайн бесплатно

Шрифт
Интервал

Часть первая

Осень

Глава 1

Дифирамб

I
Дневник Глеба Альфы:
Ходил смотреть на обложенного мешками с песком
и зашитого в доски истукана.
Теперь он,
охранитель и преобразователь наших злосчастных болот,
увенчанный триумфаторским лавром,
выкативший глаза на тяжёлый поток,
на мост и на зданье коллегий — да-да, его имени! —
на ночные сияния скандинавского заполярья,
на чуть подсвеченные, поздним негаснущим вечером,
а сейчас ярко вычерченные облака,
напоминает сфинкса,
всё более увязающего в материальном времени.
Змея не видно:
тот, наверное, шипит, придавлен копытом, внутри.
Тело коня под мешками, скреплёнными досками.
И даже уже головы лавроносного всадника не разглядеть.
Наверху этой высящейся на валуне
афро-азиатской конструкции —
полагаю, Никандр улыбнулся бы —
копошатся несколько, в чёрных тужурках, рабочих
и виден подъёмник —
рычаг со скрипучим тросом.
Говорят, что теперь незаметнее с воздуха,
что отбрасывает не резкую,
конскую с долгим хвостом и со всадником, тень,
а нечто совсем неясное.
Можно сказать, без тени.
Словом, покровитель нашего города,
давший ему имя,
перемещается вслед за именем
в область фантомов,
в которой скоро окажемся все мы,
подымаясь в разреженный,
золотой, военный воздух.
Оттуда всё незаметнее
тени того, что внизу.
Мне кажется, во мне погибает
слагатель каких-нибудь новых —
уже «Ленинградских» — песен.

9 сентября 1941.

Второй день смерть летит с того самого
золотого и чистого воздуха.
Вчера подожгли товарную станцию и склады
им. А. Е. Бадаева
(это точно предательство: били с ясным прицелом,
по наводке пускавших в воздух сигналами
у самых складов
ракетчиков).
                              Когда солнце зашло,
стали сбрасывать зажигалки. Леденящая красота:
огнецветное зарево, сахар, плывущий по улицам,
запах сгоревшей муки.
Говорят ещё: в Зоосаду
укокошило разом слона и мартышек.
Слон, если верить рассказам, столетний
(что сомнительно):
значит, видел и Пушкина.
Если так — вот последняя связь
с тем блистательным миром,
тень которого нынче таится
под маскировкой.
                              Ибо ярости Индры
«уступают две половины вселенной,
               и сама земля сотрясается от
буйства твоего,
               о хозяин давильных камней».

15 сентября.

               Духота эти дни вперемежку с налётами.
Невозможность уснуть — хоть ложись себе в парке.
Мало проку от бомбо- и газообужищ: неглубоко их
рыли.
А по паркам покуда не бьют — у немцев хороший
наводчик.
Нынче облачно. В небе на западе —
пересверки огня (это наши зенитки в Кронштадте).
Там решительный бой и страшнейший налёт.
Отдаётся зарницами в окнах домов и трамваев
и экранным мерцанием воздуха.
В голове — наслоенья звучаний.
Странно, столько молчало и нá тебе —
прорывается
в контрапункте беды
прежде изумленья и ужаса.
* * *
Вера звонила.
                              Это безумие:
она ещё в городе. Говорит, что Георгия,
хоть и не подлежит призыву,
по его же желанью
обрядили в балтфлотскую форму
(слава Богу, не ополченскую —
там-то верная смерть в мясорубке),
что уже не сегодня-завтра
на казарменном положении как переводчик
по радиоперехвату.
Ну а я-то тоже хорош:
               стыдно, если причиной всему.

19 сентября.

               Вспоротыми кишками
всплыли аэростаты.
Иногда кажется,
что город, в конвульсиях от ранений,
защищается, говоря врагу: «Ну, приди же и сам
захлебнись
тем, что ты создал, —
кровавым месивом».
Холод, ветрено, пробегают серые облака.
Сколько раз нас бомбили — сосчитать невозможно.
Точно каждые два часа: в восемь, в десять,
в двенадцать.
Самый страшный налёт был в четыре.
Прекратилось лишь заполночь.
Вдоль по Двадцать пятого октября
в лужах трупы
и сверху — давящее серое небо.
Марк, вернувшийся с передовой,
рассказывал,
что когда
перед ними жахнуло по полуторке
(в ней ехала киногруппа),
и увидел разломанные тела
с белой костью рёбер и ног, торчащей из мяса,
то испытал возбуждение. —
Смерть, жратва, вожделение
слиты в нас,
я сказал бы, в оргийный восторг,
для которого прежние, стройные, милые звуки,
что связались в мозгу с многолетней работой
в милом Зубовском институте искусств
ни к чему. Вот теперь наступает Искусство!
Шёл, глядя на трупы в лужах,
и, как Марк,
уже не стыдясь, испытал огромное возбуждение.
Звуки шли двумя мощными линиями,
прерываясь на выклики-утверждения.
Певца и хора?
Может быть, что певца и хора.
Посадил на трамвай Веру —
перед самым вечерним налётом.
Она добралась, всё в порядке.
Вера! Что же случится с Верой!
II
Из дневника Веры Беклемишевой (урождённой Орлик):

«Решение бесповоротное: оставаться.

И дело не в том, что Глеб признался, что будет здесь до последнего, не бросит бумаг и библиотеки — всё это поводы. Кому они будут нужны, эти бумаги, через месяц-другой, разве что на растопку. Если ужас не кончится раньше зимы. Пусть там и автографы Кавоса с Верстовским и ещё Савроматова (ого!) — несколько пачек писем последнего к Глебу, он мне их показывал: заносчивых, восхищённых, дерзких. И уж точно дело не в том, что Глеб признался, что, будучи не подлежащим (покуда) призыву, хочет увидеть „вблизи сцепку с псевдоарийским волком, с мороком, легшим на сердце Европы, которой“ — тут ты несколько раз повторил — „всё равно конец“, и ещё что-то там из Риг-Вед в переводе какого-то Мюллера (не читала, Бог миловал). Красиво, конечно. Говорил, что в нём пробуждается музыка, что как никогда остро, почти по-животному хочется сочинять, спишь — и слышишь созвучья. Шли по Невскому — трупы, выбоины от бомб, испуганные милиционеры, один совсем растерянный на углу Лиговки и смотрит по-детски в сторону —


Еще от автора Игорь Георгиевич Вишневецкий
Сергей Прокофьев

В новой биографии Сергея Сергеевича Прокофьева (1891–1953) творческий путь гениального русского композитора показан в неразрывном единстве с его эмоциональными, религиозными, политическими поисками, с попытками создать отечественный аналог вагнеровского «целостного произведения искусства», а его литературный талант, к сожалению, до сих пор недооценённый, — как интереснейшее преломление всё тех же поисков. Автор биографии поэт и историк культуры Игорь Вишневецкий представил своего героя в разных ипостасях, создав мало похожий на прежние, но вместе с тем объёмный и правдивый портрет нашего славного соотечественника в контексте трагической эпохи.


«Евразийское уклонение» в музыке 1920-1930-х годов

В центре исследования Игоря Вишневецкого (и сопровождающей его подборки редких, зачастую прежде не публиковавшихся материалов) — сплав музыки и политики, предложенный пятью композиторами — Владимиром Дукельским, Артуром Лурье, Игорем Маркевичем, Сергеем Прокофьевым, Игорем Стравинским, а также их коллегой и другом, музыкальным критиком и политическим публицистом Петром Сувчинским. Всех шестерых объединяло то, что в 1920–1930-е самое интересное для них происходило не в Москве и Ленинграде, а в Париже, а главное — резкая критика западного модернистического проекта (и советского его варианта) с позиций, предполагающих альтернативное понимание «западности».


Неизбирательное сродство

«Неизбирательное сродство. Роман из 1835 года», по мнению автора, — эксперимент по созданию сюжетной прозы в квазиромантическом жанре. Критики оценивают его как фантасмагорию и исторический роман, а название (и не только) прямо указывает читателю на знаменитую книгу Гёте. Что это, уникальная по мастерству стилизация романтической прозы 1830-х или новый эксперимент, — придется решить читателю. Но удивительные тайны и приключения, описания итальянских городов (в «Неизбирательном сродстве» и в повести «Острова в лагуне») и блокадного Ленинграда (в повести «Ленинград»), смех и слезы героев не оставят равнодушными никого.


Рекомендуем почитать
Выживают бессмертные

SURVARIUM – серия остросюжетных фантастических романов, представляющих собой новеллизации одноименной онлайн-игры.Прошло десять лет с тех пор, как серия масштабных техногенных катастроф повергла планету в хаос, а Великая Пандемия унесла миллиарды жизней, и покинутые людьми территории занял измененный мутациями Лес. Выжившим остались только несколько свободных от аномальной растительности островков. На них и началось формирование нового, дикого, жестокого, раздробленного на кланы и группировки Мира Выживших.


Пропавшая ватага

Прошло два года с тех пор, как отряд казаков, отколовшийся от ватаги Ермака, обнаружил мир, где древние колдуны сир-тя зажгли второе, магическое солнце. Благодаря ему на Севере возник оазис, в котором ожили могучие «драконы» – динозавры. Построив Троицкий острог, казаки с атаманом Иваном Егоровым во главе отбивали нападения колдунов, высылая время от времени малые ватаги за золотом. И надо же было такому случиться, что одна из ватаг не вернулась. Никто из казаков не верит, что такие бывалые воины, как сотник Силантий, немец Штраубе, походный атаман Матвей и верная супруга его, хитроглазая колдунья Митаюки-нэ, могли пропасть совсем уж бесследно, поэтому на поиски их снаряжается отряд из лучших казаков…


Практикум по конфликтологии

Третье, переработанное и дополненное, издание книги является современным учебным пособием по одной из самых актуальных дисциплин вузовского образовательного процесса – конфликтологии. Содержание учебного материала представлено темами, которые включают в себя конспективное изложение общей теории конфликта, психологии и социологии конфликта, методические руководства по проведению практических и семинарских занятий на основе современных педагогических технологий, тщательно подобранные проверочные задания.


Гендерная психология

Во втором, переработанном и дополненном, издании практикума (предыдущее вышло в 2003 г.), подготовленном коллективом специалистов во главе с профессором И. С. Клециной, представлены методические разработки практических и семинарских занятий по гендерной психологии. Практикум предназначен для подготовки студентов гуманитарных, технических и естественнонаучных направлений в области гендерной психологии и других гендерно–ориентированных дисциплин.Данное практическое пособие адресовано преподавателям высших учебных заведений, читающим курсы и спецкурсы по гендерной тематике, исследователям, аспирантам, студентам и всем тем, кто интересуется гендерной проблематикой или хотел бы с ней познакомиться.Все права защищены.


Весь мир Фрэнка Ли

Когда речь идет о любви, у консервативных родителей Фрэнка Ли существует одно правило: сын может влюбляться и ходить на свидания только с кореянками. Раньше это правило мало волновало Фрэнка – на горизонте было пусто. А потом в его жизни появились сразу две девушки. Точнее, смешная и спортивная Джо Сонг была в его жизни всегда, во френдзоне. А девушкой его мечты стала Брит Минз – красивая, умная, очаровательная. На сто процентов белая американка. Как угодить родителям, если нарушил главное семейное правило? Конечно, притвориться влюбленным в Джо! Ухаживания за Джо для отвода глаз и море личной свободы в последний год перед поступлением в колледж.


Спящий бог 018

Книгой «СПЯЩИЙ БОГ 018» автор книг «Проект Россия», «Проект i»,«Проект 018» начинает новую серию - «Секс, Блокчейн и Новый мир». Однажды у меня возник вопрос: а какой во всем этом смысл? Вот я родился, живу, что-то делаю каждый день ... А зачем? Нужно ли мне это? Правильно ли то, что я делаю? Чего же я хочу в конечном итоге? Могу ли я хоть что-нибудь из того, к чему стремлюсь, назвать смыслом своей жизни? Сказать, что вот именно для этого я родился? Жизнь похожа на автомобиль, управляемый со спутника.


Весело и страшно

Автор приглашает читателя послужить в армии, поработать антеннщиком, таксистом, а в конце починить старую «Ладу». А помогут ему в этом добрые и отзывчивые люди! Добро, душевная теплота, дружба и любовь красной нитью проходят сквозь всю книгу. Хорошее настроение гарантировано!


Железный старик и Екатерина

Этот роман о старости. Об оптимизме стариков и об их стремлении как можно дольше задержаться на земле. Содержит нецензурную брань.


Двенадцать листов дневника

Погода во всём мире сошла с ума. То ли потому, что учёные свой коллайдер не в ту сторону закрутили, то ли это злые происки инопланетян, а может, прав сосед Павел, и это просто конец света. А впрочем какая разница, когда у меня на всю историю двенадцать листов дневника и не так уж много шансов выжить.


Держи его за руку. Истории о жизни, смерти и праве на ошибку в экстренной медицине

Впервые доктор Грин издал эту книгу сам. Она стала бестселлером без поддержки издателей, получила сотни восторженных отзывов и попала на первые места рейтингов Amazon. Филип Аллен Грин погружает читателя в невидимый эмоциональный ландшафт экстренной медицины. С пронзительной честностью и выразительностью он рассказывает о том, что открывается людям на хрупкой границе между жизнью и смертью, о тревожной памяти врачей, о страхах, о выгорании, о неистребимой надежде на чудо… Приготовьтесь стать глазами и руками доктора Грина в приемном покое маленькой больницы, затерянной в американской провинции.


Свет в окне

Новый роман Елены Катишонок продолжает дилогию «Жили-были старик со старухой» и «Против часовой стрелки». В том же старом городе живут потомки Ивановых. Странным образом судьбы героев пересекаются в Старом Доме из романа «Когда уходит человек», и в настоящее властно и неизбежно вклинивается прошлое. Вторая мировая война глазами девушки-остарбайтера; жестокая борьба в науке, которую помнит чудак-литературовед; старая политическая игра, приводящая человека в сумасшедший дом… «Свет в окне» – роман о любви и горечи.


Против часовой стрелки

Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.


Жили-были старик со старухой

Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.


Любовь и голуби

Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)