Лишь сравнительно недавно непритязательные истории, рассказываемые сельскими жителями, стали предметом изучения и к ним начали применяться научные методы и терминология. Несомненно, человеческие знания стали обширнее и богаче, ведь для нас открылась чрезвычайно любопытная область для исследования, и был пролит свет на многие сопутствующие проблемы, зачастую более важные, чем сам предмет изучения. Но разве одновременно с приобретением знаний мы не наносим, благодаря применяемым методам, ущерба самим историям? Классифицированные, табулированные, получившие научные наименования, они уже не те самобытные и свободные произведения самой природы, которые мы знали и любили. Они стали, если можно так выразиться, коллекцией бабочек под стеклом, гербарием, составленным из засушенных листьев и цветов. Нет никаких сомнений в том, что они все еще очень интересны и в высшей степени познавательны, но поэзия, блеск, некий волшебный аромат, естественность – все это в значительной мере оказалось утраченным. Тогда, должным образом признавая важность трудов ученых фольклористов и мифологов, значение которых я вовсе не собираюсь приуменьшать, разве не можем мы сегодня изучать эти истории с другой точки зрения, самой простой и очевидной – я имею в виду точку зрения рассказчика? Хочется верить, что еще не пришло время, когда старые предания, рассматриваемые как интересный рассказ безо всякого научного анализа, утратят свое очарование. Тот факт, что среди нас все еще есть люди, для которых будет настоящей личной потерей, если их заставить поверить, что идеальный герой их детства, героически павший на поле сражения, на самом деле является мифом или аллегорией. Сила ранних ассоциаций чрезвычайно велика, поэтому я предлагаю рассматривать сказки и предания шотландских сельских жителей просто как старинные истории, рассказанные в кругу добрых друзей и знакомых.
Конечно же у многих народов, ведущих примитивный образ жизни, существовало устное народное творчество. Люди из поколения в поколение передавали друг другу сказания, и шотландцы, естественно, не были исключением. Кэмпбелл, писавший тридцать лет назад, утверждает, что в его дни практика устного рассказа еще существовала на отдаленных западных островах Барра, где долгими зимними ночами люди собирались вместе, чтобы послушать тех, кого они считали хорошими рассказчиками. Несколько раньше в Пулеве (Росшир) существовал такой обычай: молодежь собиралась вечерами, чтобы послушать стариков, которые рассказывали истории, услышанные от их отцов и дедов. Здесь, а в более ранние периоды и в других частях страны, желание людей услышать новый рассказ удовлетворялось путешествующими с места на место коробейниками, бродягами, странствующими музыкантами, артистами и, кроме того, сапожниками и портными, которые привыкли ездить по малонаселенным районам страны, останавливаясь на фермах, где, занимаясь шитьем одежды или обуви, они развлекали хозяев занимательными историями.
Прибытие рассказчика в деревню всегда было важным событием. Как только об этом становилось известно, в дом, где он поселился, начинали стекаться люди, и очень скоро все доступные места – на скамьях, столе, кровати и даже на полу – оказывались занятыми. После этого в течение нескольких часов рассказчик, как знаменитый актер на сцене, безраздельно завладевал вниманием публики. И сам рассказчик, и его слушатели бурно проявляли свои эмоции. Публика могла в один момент находиться на грани слез, но уже в другой – разражаться веселым хохотом. Кстати, многие слушатели твердо верили в правдивость рассказанных историй, которые, вне всяких сомнений, оказали заметное влияние на шотландскую литературу.
Во время своей поездки по островам Кэмпбелл, являющийся для меня непререкаемым авторитетом в подобных вещах, посетил одного из старых рассказчиков. Это был очень старый человек, живший в грубо сколоченной хижине на берегу Саут-Уиста. Кэмпбелл в деталях описал свой визит. В хижине была только одна комната. Очагом служил костер на полу, а дымоходом – отверстие в крыше над ним. Воздух был густым от плотной завесы дыма, а балки украшены гирляндами сажи. Старик владел приемами опытного рассказчика. В нужных местах он делал паузы или посмеивался, словно старый шкипер, и доверительно клал свой морщинистый палец на колени слушателя, переходя к самым ужасным сценам. Рядом со стариком стоял маленький мальчик, одетый в килт, который не сводил глаз с изборожденного морщинами лица и, казалось, жадно впитывал каждое слово. Во время рассказа в хижину зашли трое путников, немного послушали и пошли дальше. Дневной свет скудно струился через дымовое отверстие в крыше, еле освещая немудреную домашнюю утварь, дорожку в голубоватом дыму, и падал на седые волосы и коричневое морщинистое лицо старика, сидевшего на низком табурете у огня. В углах дома и под закопченной крышей клубилась тьма.
Полагаю, теперь можно перейти от личности рассказчика к самим рассказам. Вероятно, самыми характерными шотландскими сказаниями являются истории о героях и великанах. Короткие сказки посвящаются бессловесным животным, которые наделены даром выражать свои мысли. У шотландских горцев таких историй великое множество. Сельские жители, живущие близко к природе, могли понять и оценить характер животных, отнестись с симпатией к их борьбе за существование. Некоторые из нравоучительных басен, в которых воплощены это знание и любовь, определенно содержат параллели с человеческим обществом.
