Когда жизнь делает крутой поворот и мы ищем объяснения этому в поступках и словах, или в чьей-то злой воле, или в обстоятельствах окружения — редко кто в это время видит лукавую улыбку всевидящей судьбы…
— Филипп, прекрасный прием!..
— Ну еще бы! Это все жена. Она даже пригласила фирму по обслуживанию приемов…
Адвокат Филипп Стаки лавировал среди гостей с изяществом и легкостью привыкшего к таким сборищам человека. Он успевал улыбнуться, пожать руку, произнести тонкий и льстивый комплимент, назначить встречу, напомнить о свидании… Среди приглашенных были в основном нужные люди — ведь, как известно, нигде так просто не устанавливаются будущие деловые контакты, как в непринужденной обстановке взаимного расположения.
— Эдварда не видели?.. — Где Эдвард? — то и дело останавливали Филиппа.
— А в самом деле, где Эдвард? — Стаки начал нервничать — на этот прием возлагались определенные надежды.
А в это время в комнате наверху Эдвард Луис, как всегда привлекательный и элегантный, но заметно раздосадованный, что было на него совсем не похоже, — вел нелегкий разговор по телефону со своей подругой.
— …я просил секретаршу, чтобы она все с тобой оговорила.
— Я говорю с твоей секретаршей чаще, чем с тобой! А между прочим, это моя собственная и единственная жизнь, Эдвард!
— Понятно. Но эта неделя для меня очень важна. Я хочу, чтобы ты была здесь.
— Ты меня не предупредил, что я должна быть у тебя на побегушках!
— Нет, ты не должна быть у меня на побегушках, — с досадой сказал Эдвард.
— Но именно так я себя и чувствую…
— Если ты этого хочешь, то уезжай! — Эдвард рассердился.
— Когда ты приедешь в Нью-Йорк, мы это обсудим.
— Давай лучше сейчас.
— Пока, Эдвард, — раздалось в ответ, и тут же послышались короткие гудки, которые показались особенно противными.
— Пока, Джессика, — бросил он в пустоту.
Эдвард Луис не любил, когда у него что-то не получалось. Похоже, сейчас был именно такой случай. «Именно сейчас, когда мне нужно быть в полной форме», — сердито думал он, сбегая по лестнице. Им овладело какое-то странное, непреодолимое желание скорее уйти. Хотя он знал, что там, в отеле, в своем роскошном люксе, он будет злиться еще больше. Но все-таки какая-то неведомая сила, которой он даже и не пытался найти объяснения, гнала его отсюда.
— Поговорите лучше с моим адвокатом, — на ходу бросил он одному из сотрудников, попытавшемуся что-то сказать. — Кстати, в Токио какой курс акций Морриса?
— Не знаю.
— Как! Токио открылся, между прочим, девятнадцать с половиной минут назад! Как можно быстрее узнайте.
— Хорошо, сэр!
Слуга подал пальто. «Я, может быть, еще сюда вернусь», — утешил сам себя Эдвард и тут же услышал:
— Эдвард!
К нему подходила Сьюзен.
— Сьюзен! — искренне обрадовался он. — Я слышал, что ты вышла замуж?
— Ну да! Я не могла вечно тебя ждать…
Обняв ее и наклонившись совсем близко, он неожиданно для себя спросил:
— Скажи, Сьюзен, когда у тебя был роман, ты говорила с моей секретаршей чаще, чем со мной?
— Она была у меня на свадьбе подружкой невесты.
— Твоему мужу очень повезло, — искренне шепнул он. — Пока! Эта встреча маленькой теплой капелькой согрела душу…
— Он уходит, Эдвард уходит! — жена Филиппа забеспокоилась. Филипп нагнал Эдварда уже во дворе около машин.
— Эй, Эдвард, ты куда?
— У тебя ключи от машины есть, от твоей? — не ответил на вопрос Эдвард.
— А где твой лимузин?
— Лимузин там похоронили, его не выгрызешь теперь оттуда, — Эдвард махнул рукой в сторону стоянки, где скопом стояли машины, так как никто не собирался уезжать до окончания приема.
Шофер лимузина, принадлежавшего отелю, красноречиво развел руками…
— Ну ладно, — вынужден был согласиться Филипп, видя, что его друг уже сидит в машине. — Только знай, ты несколько взволнован… Э… Эдвард, а ты вообще знаешь эту машину? Это совсем новая машина, будь с ней поаккуратнее, она совсем новая, слышишь?
Машина нервно рванулась вперед и тут же остановилась. Филипп увидел, как Эдвард без разбору дергает за все ручки. «Дело плохо», — похолодел он.
— Эдвард, ради Бога, умоляю тебя, ничего с ней не сделай! Я люблю эту машину! Куда ты едешь, тебе же в другую сторону!
Но последних слов Эдвард уже не слышал. Его машина неслась к городу, все ближе к сияющим огням, мимо холма, на котором огромными буквами, видными отовсюду, горела надпись ГОЛЛИВУД.
На улицы Лос-Анджелеса опускались сумерки. Вернее было бы сказать — над Лос-Анджелесом загорались сумерки, потому что как только начинало слегка темнеть — миллиарды немыслимо красивых рекламных огней загорались с неистовой силой. Наступало время праздности и любви.
В маленькой захламленной квартирке зазвенел будильник. Стрелки показывали без пяти девять. Пора…
Нельзя сказать, что обладательница симпатичной попки и роскошных ног встала с постели с неудовольствием. Вид у нее был скорее деловой. Привычно взглянув на стену, на которой кнопками были приколоты несколько странных фотографий: у всех тех, к кому прижималась симпатичная обладательница стройных ножек, безжалостной рукой были отрезаны головы — впрочем, на это, наверное, были свои причины, — девушка начала одеваться. Одежда была сведена к минимуму — чтобы все достоинства были видны сразу. Деловито подкрасив черным фломастером вытертые места на сапогах, девушка натянула их на свои длиннющие ноги, а молнию на одном из них, чтобы не открывалась, прихватила булавкой — так надежнее. Теперь — легкую красную куртку, любимую игриво-вызывающую кепочку, духи — и в путь…
