Осень в Мускаунти, расположенном в четырёхстах милях севернее чего бы то ни было, в этом полном сюрпризов году радовала всех без исключения. Как только лето закончилось и отдыхающие разъехались по домам, клубы городка за компанию с местными гурманами затеяли кулинарный праздник, назвав его Вкуснотека. Пикантность будущему блюду придавало проживание в гостинице Пикакса – главного города округа – загадочной женщины. Красавицей её назвать было нельзя. Молодой тоже. Она избегала людей. И всегда носила чёрное.
Все жители Пикакса (численностью три тысячи человек) были заинтригованы таинственной незнакомкой.
– Вы видели её? – спрашивали они друг у друга. – Она здесь уже целую неделю. Как вы думаете, кто она такая?
Портье, прикрываясь буквой закона, отказывался разглашать её имя даже самым близким своим друзьям. Таким образом, все решили, что загадочная женщина его подкупила, ибо кого-кого, а уж Ленни Инчпота законопослушным гражданином никак нельзя было назвать.
Ничего другого не оставалось, как судачить о смуглой коже незнакомки, о её выразительных карих глазах и копне тёмных волос, частично скрывавших левую половину её лица. Но больше других всех волновал вопрос: почему она остановилась в этой ночлежке, из которой не выберешься в случае пожара? Отзываться так о «Нью-Пикакс отеле», этом несколько мрачноватом, но вполне пристойном и по-больничному чистом заведении с пожарной лестницей в задней части здания, было по меньшей мере несправедливо. В нём имелся президентский номер, в котором, правда, ни разу не останавливался не то что президент, но даже завалящий кандидат в законодательное собрание штата. Впрочем, и не столь значительные лица редко задерживались в этой гостинице больше чем на ночь, ну в крайнем случае на две, а туристическим агентствам из их реестра гостиниц было известно следующее:
«Нью-Пикакс отель» – 18 миль от аэропорта в Мускаунти; 20 номеров, некоторые с ванной: президентский номер с телефоном и телевизором; номер для молодоженов с огромной круглой кроватью. Трёхэтажное здание с одним лифтом. Вид снаружи – типичная тюрьма. Интерьер – унылый дизайн 30-х. В коридоре и холле – очень тихо. Меблировка периода Великой депрессии. Тесные вестибюль и столовая. Бара нет. В цокольном этаже – скромный танцевальный зал. Номера простые, но чистые. Матрасы почти новые. Освещение слабое. В задней части здания – металлическая пожарная лестница; номера с окнами обеспечены канатами. В ресторане можно получить завтрак, ланч, скромный обед, пиво и вино. Крепкие спиртные напитки клиентам не отпускаются. Заказы в номер не принимаются. После 23.00 в гостинице отсутствует портье. Расценки: от низких до умеренных. Больница поблизости.
Бизнесмены, приезжающие в Пикакс, не задерживались в гостинице дольше чем на ночь, да и то потому, что больше в городе остановиться было негде. Иногородним, прибывшим в Пикакс на похороны, приходилось – из-за неудачного расписания самолетов – провести в гостинице и две ночи. В полупустом ресторане в ожидании котлет с тушёной морковью сидели бизнесмены, в одиночестве просматривая разнообразные справочники. Было слышно звяканье вилок стайки приехавших на похороны родственников, безмолвно и сосредоточенно пересчитывающих горошины в своих тарелках с куриной запеканкой. А теперь среди этой публики оказалась женщина в чёрном, которая, сидя в самом углу зала, нервно покручивала в ладонях бокал с вином и без особого аппетита взирала на блюдо с переваренными овощами.
В числе прочих её присутствие в городе озадачило одного журналиста – высокого симпатичного мужчину с романтически седеющей шевелюрой, задумчивыми глазами и роскошными усами, также с проседью. Его звали Джим Квиллер, для друзей он был просто Квиллом, а горожане уважительно и любовно величали его мистером К. Дважды в неделю в местной газете «Всякая всячина» появлялась его колонка, а когда он жил в Центре (так местные жители окрестили столицу штата), на его счёту значился приз за лучшую криминальную хронику. Неожиданно оказавшись наследником крупного состояния, он переехал на север и теперь познавал все прелести провинциальной жизни, что для него, уроженца Чикаго, было чем-то совершенно новым.
Квиллера тут любили все поголовно – старики и дети, мужчины и женщины, – и не только за то, что он пожертвовал всё своё миллиардное наследство на благотворительность. Всем в Пикаксе нравился его простецкий стиль: он водил маленькую машину, сам заправлял её бензином, протирал лобовое стекло. Он запросто ходил по городу пешком, колесил по окрестностям на велосипеде. Как журналист он проявлял искренний интерес к тем, о ком писал. Он любезно отвечал на приветствия незнакомцев, когда, узнав его по великолепным усам, они заговаривали с ним на улице или в супермаркете. Само собой разумеется, в округе он приобрёл массу друзей, и то обстоятельство, что он жил в амбаре один в обществе двух кошек, всеми расценивалось как причуда, которую мало-помалу ему простили.
Подопечные Квиллера не были обыкновенными кошками, как, впрочем, и его жилище никак нельзя было назвать обыкновенным. Амбар представлял собой восьмиугольное здание высотой с четырёхэтажный дом, возведённое на прочном каменном фундаменте и увенчанное куполом. На протяжении ста лет в нём хранили яблоки. Чтобы превратить амбар в жилое помещение, пришлось поработать над его архитектурой. В стенах появились треугольные окна. Внутри были пристроены антресоли – три полуэтажа, соединённых между собой лестницей-серпантином. Вся жизнь проходила на основном этаже, в центре которого стоял гигантский белый кубический камин с уходящими из него на крышу огромными белыми дымовыми трубами. Это чудо архитектуры могло бы стать любопытным зрелищем для туристов. Но владелец жилища предпочитал одиночество.