Басра, дом в квартале аль-Файюм
Человек, сидевший спиной к окну, то и дело сглатывал, дергая кадыком. И обильно потел - крупные капли скатывались со лба на ресницы, и тогда человек испуганно моргал. За его спиной в решетчатом выступе охлаждался здоровенный кувшин с водой, по глиняным стенкам посудины тоже стекали капли.
Испарина проступала и на лбу, и на спине человека - халат на спине быстро пошел темными пятнами. Очередная капля скатилась в глаз - и сидевший испуганно вздрогнул и беспомощно заморгал. Поднять руку и утереться он не решился.
Человек держал ладони на коленях. На виду. И старался сохранять совершенную неподвижность.
Перед ним, расслабленно облокотившись на резной столик, сидела женщина. И рассеянно накручивала на палец длинный локон. На висках звякали тяжелые, собранные в гроздья шарики серебряных подвесок. На инкрустированной перламутром столешнице тускло поблескивали чашка и медный чайник. Чай давно остыл - женщине не было до него дела.
На одутловатом, немолодом лице проступила нетерпеливая злость. Женщина недовольно поджала губы, и сидевший перед ней человек широко раскрыл глаза и задрожал.
Звякнули серебром подвески, гостья резко отпустила локон, зашуршало богатое, красное с золотой оторочкой платье.
- Зейнаб умерла, не проронив ни слова! - вдруг выпалил человек.
И резко утер текущий лоб.
Женщина в роскошной одежде еле заметно покривила губы:
- Я знаю, глупец. Я знаю. Если бы старуха заговорила, мы бы с тобой не встретились. Тайная стража обшаривает женскую половину дворца в поисках ее сообщников...
Человек снова сглотнул, дернув адамовым яблоком.
Он знал, отчего умерла старая Зейнаб. Старуху пытали, это верно: и руки в колоду зажимали, и на дыбу подвешивали. Но сидевший спиной к окну и потеющему кувшину Ваиль-аптекарь доподлинно знал - Зейнаб умерла не от боли в переломанных пальцах. Старуха умерла от того, что в ее питье подмешали настой белладонны - очень насыщенный. И Зейнаб умерла, задыхаясь и с колотящимся сердцем. Наутро стражники нашли остывший труп карматской шпионки, которая, может, и хотела бы рассказать, кому и от кого передавала сведения - да не успела. Успела, правда, крикнуть на последнем допросе - "я скажу все, что знаю! Я передавала записки во время пятничной молитвы, на выходе из масджид в квартале аль-Файюм!". И потеряла сознание. Очнулась старуха в подвале - а там ее уже ждал кувшин воды с подмешанным настоем. Зейнаб хотела пить, утолила жажду - и у нее очень сильно забилось сердце. Старуха стала задыхаться, хотела позвать на помощь - но горло перехватило, и дыхание ее остановилось. Навсегда. Так умерла Зейнаб.
Умерла, не успев рассказать людям барида, как выглядел человек, принимавший ее записки. И к счастью - ибо этим человеком был не кто иной, как Ваиль-аптекарь.
А кроме того, люди из тайной стражи так и не узнали, кто приказывал старухе во дворце. Например, велел подойти к ожидавшим во дворе певичке и гулямчонку - ибо знал, кто скрывается под смазливой личиной юного слуги. Знал, что во дворец тайно проник нерегиль халифа Аммара. Знал, ибо умел прозревать истинный облик под наведенными чарами - даже очень сильными, наложенными опытной рукой чарами.
И хорошо, что не узнали - ибо это была не кто иная, как женщина в красно-золотом платье, сидевшая напротив Ваиля.
- Кто еще служил тебе в Басре? - раздался из угла тихий голос, на который разом обернулись и аптекарь, и женщина.
Ваиль смотрел на шевелившуюся в углу тень, мелко дрожа от страха. Увядающая красавица в ало-золотом смерила вопрошающего лениво-презрительным взглядом.
- Вон там лежит, - наконец кивнула она в сторону смотанного ковра у дальней стены.
Словно в ответ на ее слова, сверток пошевелился и тихо застонал.
- Невольница, - пожала плечами женщина в роскошном платье управительницы харима, и серебряные шарики на висках сердито зазвенели.
Обладатель тихого голоса пошевелился, и на залитой желтоватым светом стене заколебалась его тень. Обладающее вторым зрением существо заметило бы, что тень не принадлежала человеку. Женщина в роскошном платье прекрасно видела, что у кармата длинномордая, ящериная голова с невысоким, иззубренным гребнем. А из пасти то и дело высовывается раздвоенный длинный язык.
Ковер у стены снова пошевелился - так, словно внутри кто-то извивался. С вечерней улицы доносился привычный шум: цокот копыт, крики ослятников, шарканье туфель и пронзительный крик разносчика:
- А вот кому розовой воды! А вот кому воды с сахаром, правоверные, лучшая вода в квартале, подходите, вода не из канала, из колодца, с сахаром!
Тень в углу задергалась, шипя, удлиняясь и распуская иглы гребня на голом черепе:
- Ты безумна! А если бы ковер развернули?!.
Женщина прищурила густо накрашенные глаза:
- Развернули подарок Ситт-Зубейды для сына Умм Мусы? Ты в уме ли?
- Но зачем было тащить ее сюда? Хс-ссс...
Управительница холодно отрезала:
- Я голодна.
Ящероголовый резко вскинул руку:
- Чуть позже.
- У меня мало времени, - прошипела кахрамана. - Меня ждут в хариме.
