— Ноябрь, — проговорил лоцман.
Серые гребни волн вскипали на траурно-черном море. Рваные края дождевых туч почти задевали капитанский мостик. Единственным цветовым пятном был экран радара, на котором береговая линия светилась ярко-медной полоской.
— Движемся верным курсом, — объявил лоцман, — ноль-семь-пять.
— Ноль-семь-пять.
Невысокий коренастый капитан казался сгустком тени у штурвала.
Разговаривали тихо, как в церкви. Сюда, на высоту одиннадцати этажей над водой, из машинного отделения доносился лишь отдаленный гул. Хотя со стороны пролива Хуан-де-Фука дул западный шквалистый ветер, на капитанском мостике не слышались его порывы, потому что судно строилось с расчетом на ураганы и тайфуны, кроме того, простуженное сипение кондиционера заглушало любые звуки бушевавшей снаружи непогоды. «Тихоокеанский возница» водоизмещением в 51 тысячу тонн, направляющийся из Осаки через Гонконг в Сиэтл, был слишком велик для вод, в которых сейчас находился, и только легкая вибрация под ногами свидетельствовала о движении корабля.
— Впереди маяк Дандженесс, кэп, — сказал лоцман. — По правому борту. Два часа.
— Да, вас понял. — Капитан ответил с легким раздражением, так как много ходил по этому маршруту, а вот лоцман появился на судне совсем недавно. Он прибыл на корабль при отплытии из Порт-Анджелеса и стал вести себя чересчур самоуверенно и нахально, вызывая антипатию у капитана-новозеландца. Сейчас лоцман, молодой американец, возился у ближайшего к штурвалу радара, старательно настраивая сигнал.
— Можно перейти на ноль восемьдесят, кэп. Сразу в восьми милях от берега начинается длинная отмель. Приливная волна идет со скоростью три узла в час.
— Мы же увидимся с Дагом? С Дагом Нильсеном?
— Капитан Нильсен взял недельный отгул. По непредвиденным семейным обстоятельствам.
— Жаль.
Впереди за капитанским мостиком выстроились уходящие в темноту ряды контейнеров. Лужицы воды на крышках отражали свет с нижней палубы и блестели, как мокрый асфальт, не давая капитану разглядеть море внизу.
— Лучше снизить скорость до одиннадцати-двенадцати узлов, — посоветовал лоцман, хотя капитан еще раньше решил так поступить. — Никакой спешки нет. Все равно на ночь останавливаться в бухте Эллиот, у Харбор-Айленда нам не разрешат бросить якорь, до пяти — точно.
— Стюард уже приготовил вашу каюту. Дэвид, — капитан повернулся к колеблющейся тени третьего помощника, — раздобудьте-ка нам горячего кофе. Вам тоже кофе, мистер…
— Уоррен, — подсказал лоцман, — Уоррен Кресс. — Он называл свое имя второй раз за последние пятнадцать минут. — Есть без кофеина?
— Без кофеина закончился, — ответил третий помощник. — Могу сделать чаю, если хотите.
— Меня жена за последнее время приучила к кофе без кофеина, — объяснил Кресс. — Ладно, выпью воды.
Он отодвинулся от радара, медленно, словно по частям, распрямился и, встав во весь рост, оказался высоким, как баскетболист.
— Да, такие дела, сегодня хоронили, — раздалось над головой капитана.
— Не понял?
— Внучку Нильсена.
— Неужто маленькую? Даг о ней рассказывал в прошлом плавании. И она… умерла?
— Да, погибла. Пять лет всего. Пару дней назад исполнилось.
— Ох, боже мой. Что произошло? Попала в аварию?
— Кугуар.
«Машина, что ли, которая ее сбила? — подумал капитан. — Какого черта он так сказал?»
— Дикая кошка, — продолжал лоцман. — Кугуар загрыз.
— Что?
— Девочка находилась в детском саду, в Секвиме. Это одно из заведений, работающих по системе Монтессори[1], в новом районе, рядом с лесом. Эшли, внучка Дага, играла во дворе одна, отошла далеко от других детей, и кугуар уволок ее в кусты. А воспитательница в туалете была — вот уж не завидую ей, особенно сейчас. Дети говорят: ни криков не слышали, ничего. Просто пропала девочка. Сначала думали: заигралась и забрела куда-то, потом — что ее маньяк украл. И все кинулись искать неизвестного мужчину, а Эшли удалось только через полчаса обнаружить.
Мгновенная смерть — один укус в сонную артерию. И правая рука отгрызена начисто. Гавань номер пятнадцать, капитан, восемь-ноль-восемь.
Лоцман говорил ровно и бесстрастно, как диктор на радио, читающий с листа.
— Зверя нашли. В миле от того места ребята из Службы охотничьего хозяйства загнали пуму на дерево и пристрелили. Найти-то нашли, а вот у детского сада будут теперь крупные неприятности. Двор у них по правилам должен быть обнесен проволочным забором, но организация-подрядчик при строительстве схалтурила. А открылся сад после Дня труда[2], совсем недавно. Семья в суд подает.
По правому борту медленно проплывали низкие темные холмы, усеянные оранжевыми огнями. Секвим.
— Все потрясены. Больше тысячи человек пришли на похороны, так мне рассказывали.
— Проклятие. Бедный Даг, — сказал капитан.
— Да, беда его подкосила. Во время происшествия он был на борту корейского сухогруза, из Такомы шел. Сообщили Дагу перед самым отплытием. А лет-то ему много…
«Уж не больше, чем мне», — подумал капитан.
— …и Даг с тех пор как развелся, жил только ради внучки. Все свободное время торчал у сына, с ней возился. Мы еще над ним подсмеивались: Даг, мол, нянькой заделался.
— А я о разводе и не знал.
