…Если в словах нет музыки – они кажутся мертвыми.
Да нет, не кажутся.
Являются.
Хорошо еще, что убить музыку в игре слов фактически нереально. Просто такова ее, музыки, природа: живучесть, как приоритет, словно у уносящей в дальний поход уютно дремлющую ядерную смерть тяжелой атомной субмарины.
Умирать которой по уставу, конечно, положено.
Но только после того, как последняя ракета с непростой по этой жизни, разделяющейся боеголовкой, отправится на последнее свидание – с пока еще живым и сонным человеческим поселением.
…А поет Дашка – по-прежнему – замечательно.
Голос – живой, текучий.
Прибалтийский какой-то.
Как вода.
Только не та кастрированная жидкость, которая протекает по одряхлевшему от времени столичному водопроводу.
А та, что еще умеет касаться прохладными кончиками пальцев серебристых рыбьих боков и играть зеленью водорослей среди тяжелых, мшистых камней на каких-нибудь северокарельских порогах, не омраченных смрадными выхлопами нашей с вами цивилизации.
Такие дела.
Так плачет закат о рассвете,
Так плачет стрела без цели,
Так песок раскаленный плачет
О прохладной красе камелий…
…Может, думаю, – тоже поплакать?
А зачем?!
У нас у всех пока вроде бы все хорошо.
Ну, по крайней мере, – нормально.
Уровнево.
Так, как и должно было быть. Нет, разумеется, не так, как когда-то задумывали, как мечтали.
Но – совсем не плохо.
Не хуже, чем у людей…
Так прощается с жизнью птица
Под угрозой змеиного жала…
…Шершавая, грубая ткань потрепанной серой джинсовой куртки небрежно касается белого туловища рояля. Узкие, с умопомрачительным подъемом, маленькие аристократические ступни длинных, немного по-щенячьи голенастых ног, скрыты в пыльных светлых кроссовках, выглядящих на удивление уместно на блестящем, бликующем под лучами красноватого вечернего солнца, наборном дубовом паркете.
Пышная русая грива разбросана по узким, сильным плечам в намеренном «художественном» беспорядке.
Короче, – все как и в те, «ранешние» времена.
Только кожаный «хайратник» почему-то отсутствует: то ли не нашла, то ли так и было задумано.
И, увы, – гитары в руках – тоже нет.
Переодеться-то легко.
А вот для того, чтобы играть по-настоящему, – так, как почти четверть века назад, – надо работать постоянно, по нескольку раз в день. А Дашке, насколько я понимаю, совершенно не хочется на эту тему заморачиваться, так уж сложилось.
Да и не очень-то и удобно это делать стареющей сорокалетней девушке с длинными, ухоженными стараниями личной маникюрши, ногтями. Пребывающей в решающей стадии седьмого, если я не ошибаюсь, развода – с очередным «тупым и жирным нефтяником».
Поэтому и рояль вместо гитары.
И – Андрюха в качестве аккомпаниатора.
Человек, который совершенно точно смог бы и ноктюрн сыграть на флейте водосточных труб.
А что?!
Он вообще на чем угодно играет.
Ему пофиг.
Даже странно, что он так и не стал настоящей рок-н-рольной или, скажем, джазовой звездой, перебиваясь по этой жизни скудным и не самым простым черствым хлебом сессионного музыканта «по вызову».
А ведь – мог.
Кто только его к себе не звал, перечислять замучаешься.
Даже через меня, бывало, удочки закидывали.
Не хочет.
Такой уж человек.
Но мне бы все одно хотелось послушать несколько другой аккомпанемент: песня-то – ее, Дашкина.
В смысле – музыка ее.
Стихи в данном случае – Лорки. В переводе Цветаевой, если мне склероз не изменяет.
Тупо лень проверять.
Своих стихов она, к счастью, никогда не писала.
Нормальный, в сущности, человек…
Так прощается с жизнью птица
Под угрозой змеиного жала…
Снова взлетает рефрен и тут же рассыпается мелким, дробным раскатом, дрожащим тремоло, оброненной случайно на паркет связкой колокольчиков, почти что – испанскими кастаньетами:
О, гитара!
Бедная жертва
Пяти проворных кинжалов…
…Кто-то из парней в зале неуверенно хлопает в ладоши, и сидящая рядом со мной жена – невольно морщится, после чего делает небольшой глоток из огромного бокала с тягучей, солнечной испанской «Риохой» и тянется через весь стол за небрежно брошенными на его край сигаретами.
У Машки – отличный вкус.
Эта Дашкина песня – не для аплодисментов…
…Все правильно, думаю, Дашка.
Все правильно.
Так нам всем и надо.
Типа, – и поделом…
…Мне всегда нравилось, как Игорь читал стихи: глуховатым, треснутым голосом, без надрыва, хотя и с чудовищным внутренним напрягом.
Еще мгновение – и взорвется.
Работающий паровой котел когда-нибудь видели?
Ага…
…Тянется, тянется долгая нить
Жизни моей половина иль треть…
Впрочем, перебирая сейчас старые подборки своих и чужих, древних и неуклюжих стихотворений, я начинаю с ужасом понимать, что именно эта нарочитая монотонность там и работала.
И – ничего больше.
Вовсе не стоит кого-то винить,
Стоит в открытое небо смотреть.
Как прием, подчеркивающий какую-то иную, совершенно дикую и не совсем человеческую, внутреннюю энергетику, вызванную, правда, скорее личной харизмой Игоря, чем банальным качеством текста.
Сами стихи были, – пусть немного и по-щенячьи – талантливы.
И даже очень.
Но с точки зрения профессии, ремесла, – цеха, если хотите, – весьма и весьма посредственны.
Уши обмануть можно.
Глаза – не обманешь.
Старая истина, даже немного банальная.
