У моей подруги Нельки в деревне есть большой деревянный дом. Пятистенок, много окон. Они смотрят на все четыре стороны света. В любой из горниц дома — солнце (если оно не спряталось за тучами). Климат в средней полосе — не ах! Триста дней в году серость — низкие тучи закрывают от пытливых людских взоров небесную синеву. Именно от тех, кто пытает небо: «Там ли он, рай-то?» Наверное, чтобы не сомневались, небосклон затягивается тучами. И земле теплее, и вера людская не так подвержена сомненьям…
За домом несколько соток занимает сад, а ближе к лесу — огород. Раньше, при хороших хозяевах, сад давал обильный урожай. С каждой яблони (а их было десять!) снимали по двадцать ведер крепких, наливных яблок! Еще в саду росли две груши, по периметру кустились сливы и вишни, а в уголке между баней и забором притулилась неприхотливая малина.
Теперь сад заглох в непроходимой крапиве, малине и вездесущих сорняках. Многие яблони, за которыми уже несколько лет никто не ухаживал, посохли. А те, которые боролись за существование, стали приносить мелкие плоды. Словно решили, что быть дичками легче!..
Дом достался Нелли Цезарь от бабушки. Умирая в возрасте 98 лет, Ефросиния Пантелеевна наказала внучке: «Ты уж не бросай его, внученька! Туточки Хваня живет!..»
А кто такой Хваня — я узнала вот как…
Шел третий день нового Изменения. Сколько их было, Изменений-то, — я сбилась со счета. По старому календарю, напечатанному до того, как они начались, этот день был воскресеньем. Проснувшись, я валялась в постели, домысливая сон, оборванный (на самом интересном месте!) скрипом открывшейся двери. Это вошла кошка Муся. Ей-то что, что у хозяйки выходной! Подавай завтрак — и все тут!
Выбравшись из блаженного тепла, я поплелась на кухню. Насыпала капризной любимице сухого корма из рекламного ролика, транслируемого каждое утро по всем каналам сразу. Этот китикет, скажу я вам, такая дрянь! А запах?! Говорят, алкаши им самогонку закусывают. Но Муська-то — трезвенница! Единственное, что говорит в пользу сухого корма, — кошка узнает китикет после любого Изменения. Не понимаю, как? По запаху, что ли?
В этот момент закаркал радиотелефон. Я нашла трубку на холодильнике.
— Лелик, при-ивет! Есть предложение! Нет возражений?
— Есть! — буркнула я, узнав голос Нельки.
— Фи-и! — поскучнела подруга. — Какая же ты!.. Неужели не хочешь съездить на природу, проветриться, подышать свежим воздухом?
С моим мнением Нелли почти никогда не считалась. Не раз я говорила ей, что вылазки на природу нужно обговаривать заранее! Мало ли что может произойти? Вдруг Изменение застанет врасплох? Тогда и выйти из леса будет проблематично — местность изменится полностью.
Нелька словно прочитала мои мысли:
— Да все будет в порядке, не волнуйся! Мы же — на дачу!
Она упорно называла свой загородный дом дачей. Что в моем представлении не вязалось с деревней, где и антенны есть на крышах, и газ с водопроводом, и дорога вполне приличная до трассы.
— Все равно не хочу! — заупрямилась я, стоя босыми ногами на холодном линолеуме и глядя, как Муська поглощает отвратительные сухарики. — Дай хоть в выходной расслабиться!
— Вот там и расслабишься! Банька, шашлычок, бутылочка «Кинзмараули»…
Я начала потихоньку сдавать позиции: Нельке совершенно невероятным образом удавалось доставать вино, произведенное до начала Изменений. И оно было настоящее! Не спирт, разбавленный водой с марганцовкой и ароматизатором.
— Ну? — послышался в трубке нетерпеливый голос.
— Мне нечего одеть. Пуховик еще в прошлое Изменение превратился в короткую куртку, да так и застрял в этом виде. Похоже, надоело меняться.
— У меня есть теплая куртка. Цвет — закачаешься!
Зная ее склонность к экстравагантным цветам (самый любимый — отвратительно-желтый!), я запротестовала:
— Желтую не одену!
В трубке послышался тяжелый вздох:
— Да коричневая она! Понятно? Повторяю по слогам: ко-рич-не-вая!..
Когда нечто совершенно невероятное «подкатило» к подъезду, я невольно попятилась. И задрала голову, чтобы рассмотреть странное сооружение. То ли шесть, то ли восемь конечностей затормозили все сразу. И круглый шар, подвешенный где-то посередке «ног», угрожающе качнулся в мою сторону… Легковушка Нелькиного друга стала похожа на отвратительное членистоногое…
Через час мы уже тряслись по трассе в громыхающей «шестерке». Я с отрешенным видом смотрела в окно. Мимо пролетали деревья, оголившиеся до скелетообразного состояния. Листья, точно грязное сырое белье, лежали на озябшей земле и прятали в своих душных объятиях веселую зелень травы. Тщетны были ее усилия пробить этот толстый преющий пласт! Настанет время, и листья сгниют. Будет славная подкормка травке! Она потянется вверх — зеленая, дружная, буйная!.. А пока коричневые, блекло-желтые, бордовые краски угасающей осени наводили на грустные мысли. Хотелось домой, в ту самую постельку, которую я так непростительно быстро сегодня оставила. И зарыться головой в подушку, забыть (хоть на несколько минут!) о том, что через день нужно идти на работу и делать вид, что понимаешь, в чем она заключается…
Нелька без умолку болтала с Митей:
