Хроники: из дневника переводчика

Представьте себе, это моя двухсотая хроника.

Я сделался чем-то вроде регулярного печатного органа. Какой смысл в том, чтобы соблюдать этот ритм? Я постоянно вовлечен в какие-то проекты, которым конца края не видно — может, просто потому, что я и не хочу, чтобы они кончались, но, в определенном смысле, мне нужно подводить итоги.

Повторю еще раз: мне всегда было как-то неловко говорить от своего собственного имени. Это началось давно. В тот день, когда Ефим Эткинд доверил мне, в ту пору 22-летнему студенту, написать статью о Пушкине для толстого тома истории русской литературы, которую он готовил для издательства «Файар» вместе с Витторио Страда и еще несколькими светилами. И статья о Пушкине, конечно, была самой важной. А я тогда только-только отучился четыре года в университете и написал первую дипломную работу. Вообразите: по одну сторону — лучшие слависты Европы и Америки, которые могли бы написать эту статью, и она стала бы украшением всей их карьеры, а по другую — я, просто потому, что я был учеником своего учителя и он в меня верил. Невозможно даже описать словами, сколько времени я потратил, чтобы ее закончить, и сколько раз переделывал — это я-то, притом что я вовсе не планировал себе университетской карьеры… Кстати, а что же я собирался делать? Понятия не имею, что угодно, только не преподавать.

В общем, тогда я чувствовал себя не в своей тарелке. И дело не в тех идеях, которые я высказал о Пушкине: в результате они-то ни капли не изменились, даже сегодня, спустя тридцать лет. Нет, проблема была в том, что я ощущал себя не на своем месте.

Мои отношения с университетом — это особая область, отдельная, скажу только одно: я вообще ничего не знаю — не знаю ничего общепринятого, ничего такого, что можно повторить, и никогда не знал, так уж я устроен. Все, что я знаю, я на самом деле не узнал, а почувствовал — а размышлять я не умею. Точнее, я не умею думать понятиями, абстрактно — это вообще не мое. Я чувствую текст — как бы сказать? — животом. Поймите меня правильно: дело не в том, что я против рассуждений или критического подхода, совсем наоборот. Просто, когда я пытаюсь рассуждать, я кажусь себе очень глупым. К тому же — кажется, я уже об этом говорил — у меня есть еще один недостаток: я не умею размышлять на бумаге. Я могу думать только в разговоре, мне удается что-то нащупать, только если идет диалог, обмен мнениями с каким-то собеседником или со многими слушателями. Мне совершенно необходимо, чтобы вокруг меня, передо мной были люди. Видеть их глаза. Поэтому мне и пришло в голову использовать фейсбук так, как я это делаю.

Поэтому и жанр моих хроник именно такой — это разговор. Я пишу примерно так, как говорю, или, точнее, так, как хотел бы говорить. Меня спрашивают: почему бы вам не вести блог? Но ведь тогда я не буду получать откликов. Блог мне кажется чем-то застывшим, сродни дневнику, и неважно, личный он или открыт для всех. А здесь я не веду дневник, я работаю — не знаю, как объяснить это понятнее.

Неожиданно, обретаясь в этом особом пространстве, которое находится вне пространства реального, исписывая страницу за страницей, хотя никаких страниц здесь тоже нет, наблюдая, как они складываются во что-то вроде книги, хотя это не похоже на обычные книги, я почувствовал, что могу написать кое-что о своей работе и о самом себе. Я рассказываю об особом пласте памяти, который можно назвать «Воспоминания о воспоминаниях» — это воспоминания моих родителей и более старших родственников, но не такие, какими они были в их памяти (ведь сам я, по понятным причинам, не знаю этого в точности); скорее, это след, который они оставили в моей памяти, — то есть в настоящем времени, или лучше сказать в моем собственном настоящем, а следовательно, в моей работе. Еще я рассказываю о том, что можно назвать «моим еврейством», то есть я не просто разбираюсь, в чем именно чувствую себя евреем, но и рассказываю о воспоминаниях, связанных с историей еврейства и даже с историями о евреях (потому что я обожаю рассказывать еврейские анекдоты, а это очень сложно — записать их так, чтобы в них сохранилось главное, ведь это исключительно устный жанр). Конечно, я рассказываю о России — моей первой стране, ведь именно эта страна и язык сформировали мои чувства, вкусы, мой слух — это страна, где я остаюсь, несмотря на то, что нахожусь не там, а когда попадаю туда на самом деле, чувствую себя больше иностранцем, чем любой иностранец.

Я рассказываю о Бретани, потому что именно в Бретани я живу и вместе с Франсуазой[1] участвую в борьбе против национализма, которую она вынуждена вести. И я анализирую этот бретонский национализм (его можно еще назвать «мелким национализмом») — это помогает мне разобраться в национализме как таковом: еврейском (израильском), русском, французском или каком угодно.

Я еще не упомянул о некоторых очень важных для меня вещах, например, о работе Франсуазы и о том, как мы с ней работаем вместе, как мы переводили Чехова. И не только потому, что будет правильнее, если она сама об этом расскажет — кстати, у нее есть и подходящее место, ее собственный интернет-сайт. Именно она написала все предисловия к нашим переводам, и я уверен, что эти тексты имеют принципиальное значение. Я советую почитать ее статьи — на ее сайте или в других местах, скажем, на портале mediapart.fr или в газете «Монд»… Суть в том, что уже почти тридцать лет, как мне повезло познакомиться с человеком, которым я с каждым днем все больше восхищаюсь (поверьте, это не пустые слова!). Вся моя жизнь наполняется смыслом оттого, что Франсуаза рядом со мной и мы с ней работаем вместе. И я очень надеюсь, что вы еще прочтете новые хроники и о ее работе, и о нашей общей.