Стихи

Стихи

В поэтической рубрике — подборка стихотворений финской поэтессы Ээвы Килпи в переводе Марины Киеня-Мякинен, вступление ее же.

Жанр: Поэзия
Серия: Иностранная литература, 2016 № 12 №3
Всего страниц: 2
ISBN: -
Год издания: 2016
Формат: Полный

Стихи читать онлайн бесплатно

Шрифт
Интервал

Ээва Килпи

Стихи

Перевод с финского и вступление Марины Киеня-Мякинен

Ээва, дочь Евы


В финском языке нет категории рода. И слова «поэтесса» в нем тоже нет, только «поэт». В литературе Финляндии женские голоса уверенно звучали наравне с мужскими с начала XX века: Онерва, Эдит Сёдергран, Катри Вала, Элина Ваара, Эва-Лиза Маннер…

Однако же творчество Ээвы Килпи, занимающей достойное место в этом ряду, неотделимо от ее гендерной идентичности. Она — поэт-женщина, романист-женщина, она смотрит на мир женскими глазами и говорит с читателем о тех константах бытия, которые важны для всех, но особенно значимы для прекрасного пола: о любви и разлуке, о материнстве и дочерних чувствах, о молодости и старении.

Ээва Килпи родилась в 1928 году в карельском поселке Хийтола и провела в нем первые одиннадцать лет жизни. После Зимней войны семья отправилась в эвакуацию, и с тех пор ностальгия превратилась в константу личного бытия писательницы. Пытаясь избыть тоску по дому, а заодно и сохранить в памяти потомков родные места в их первозданном виде, она создала такие произведения как «Ключ-трава. Рассказы о детстве» (1959), «Берега цветущей земли» (1960), «Жизнь туда и обратно» (1964) и другие.

За прозой последовали поэтические сборники: «Песня о любви и другие стихи» (1972), «Приветы» (1976), «Перед смертью» (1982), Ammalia (1987), «Спасибо за вчерашний день» (1996). Все они вошли в книгу «Бабочка перелетит дорогу», увидевшую свет в 2000 году. Название сборника не случайно: с чисто женской чуткостью его автор рассуждает о красоте, хрупкости и уязвимости мира, в котором мы живем.

В 2012 году вышла последняя книга писательницы, «Умиральная уборка», своего рода дневник, подводящий итог прожитой жизни.

Ээва Килпи — лауреат многочисленных премий, в том числе и престижнейшей премии Рунеберга. Но главную награду преподнесла ей жизнь. До глубокой старости сохранять творческую активность, трезвость ума и ясность души — разве это не счастье?

ПЕСНЯ О ЛЮБВИ

И вот однажды
мы зацепимся друг за дружку,
сплетемся навеки, чтобы больше не разлучаться,
твоя хромота притулится к моей подагре,
моя язва прижмется к твоей грудной жабе,
и мой ревматизм обнимется с твоим прострелом —
                                    не расстанемся мы никогда.
И ты, любимый, забудешь об аритмии и одышке, о некрозе,
уже поразившем сердце,
а я забуду о катаре, о синдроме беспокойных ног
и об этой грызущей боли в левом боку —
                             пусть морозы придут, пусть нагрянет беда.
Мои плоские, дряблые груди
возьми в ладони, любимый;
однажды увидев, как сильно они отвисли,
будешь ли ты любить меня так же крепко,
                                тада-тиида-тида-тида-да?
Боже, помоги нам принять любовь стариков,
любовь молодых, любовь пожилых,
любовь некрасивых, любовь толстых, любовь
                                                           бедняков,
любовь дурно одетых людей
и любовь одиноких.
Помоги нам принять любовь,
ведь мы так страшимся ее.
И ты возьмешь в ладони мои груди,
мои увядшие плоские груди,
и губами коснешься сморщенных сосцов;
катаракта застит глаза, вот-вот где-нибудь заболит,
но ты будешь искать меня вслепую,
на ощупь меня познавать.
Что ж, познавай:
вот она я, под морщинами —
жизнь заставила нас облачиться в это старье,
                         моя ласточка, ягодка, мой голубок.
И все мои шишки устроятся в твоих вмятинах,
твои складки — в моих морщинах,
и, видя, как ты страдаешь, я стану тихо молить
о твоей кончине.
Ясный вечер, погожий денек[1].

«Рядом с тобою, любимый…»

Рядом с тобою, любимый,
годы бегут слишком быстро.
Это единственное, в чем я могу тебя упрекнуть.
Те тысячи лет,
что мы были вместе,
пролетели, как один краденый вечер,
а каждый краденый вечер
был долгим, как сотни тысячелетий.
Я уже много раз просыпалась внезапно
старухой.

«Да что же такое во мне проклюнулось…»

Да что же такое во мне проклюнулось
                                           от одиночества?
Дух командирский.
Сегодня утром я приказала хлебу:
«Смотри, не смей плесневеть!»
Вчера на печку прикрикнула: «Не вздумай дымить!»
А когда иду за вином, объявляю:
«Прочь, гадюки, хозяйка в погреб спускается!»
В субботу, в сауне, нагрубила знакомой жабе:
«Кто велел совать свои скользкие лапы мне под
                                                   босые ноги!»
Человек — мера всех вещей?
Не может быть.
Не должно так быть.

«Я заварила чаю, запаслась бутербродами…»

Я заварила чаю, запаслась бутербродами,
устроилась перед телевизором и подумала:
                                                   «Наконец-то».
А там шла передача про голодающих эфиопов —
кожа да кости, глаза огромные. Живые еще,
но покрытые мухами; ребятишки, умершие
с немым вопросом в застывшем взгляде.
Вот врач поднял чью-то бессильно повисшую руку,
оттянул кожу на ребрах, сказал: «Этот уже не жилец».
И добавил: «Таких не берут в больницу,
придется ему умирать на улице».

«Что же за голос такой будит меня по ночам?..»

— Что же за голос такой будит меня по ночам?
— Это все биология,
она предъявляет свои права.
Лучше всего ее слышно ночью,
когда социологи спят.

«Папа, вчера шел дождь…»

Папа, вчера шел дождь

Рекомендуем почитать
Любовь — работа без выходных

Она замужем. Имеет сына. У него тоже есть семья. Но любовь закружила их в вихре сальсы, расцветив жизнь яркими серпантинами, припудрив мостовые конфетти, наполнив солнцем унылую Северную столицу. И даже тогда, когда у Гали родился чересчур смуглый для их семьи мальчик, женщина была преисполнена радости. Не испугала ее ни реакция мужа, ни удивление родителей. Но вот знание, что любимого больше никогда не увидит, залегло льдинкой в ее сердце.


И развлекать, и искать

С одним из Стирателей, московским писателем Андреем Егоровым, чье имя все чаще упоминается среди людей, любящих и читающих фантастику, побеседовал наш корреспондент.


Черный маг

Он не был богом, скорее – божком на побегушках, его и звали-то не по-божески – Шутником. Шутнику полагалось выполнять волю старших, вроде Артаса Питерского, божества Хаоса. Он и выполнял, заманивал простых смертных из нашего мира туда, где тысячи лет длится Игра, где льется человеческая и нечеловеческая кровь и звучат зловещие заклинания. На этот раз Шутнику повезло со смертным. Никаких розовых соплей, как с другими Избранными бывает. Павел живо сообразил, где его выгода. Да и что тут соображать? В родном мире он кто? Инвалид-колясочник.


Стать победителем

Чтобы вырвать своих подруг из горнила войны с людоедами, Борис Ивлаев вынужден совершить беспримерный рейд через тылы зроаков, уничтожая при этом десятками как самих людоедов, так и кречей, их летающих приспешников. В этом ему помогает бывший мастер циркового искусства Леонид Найденов. Друзьям, взявшим себе новые имена, сопутствует успех, только вся незадача в том, что и разыскиваемые ими землянки долго не задерживаются на одном месте, а геройски сражаются с аспидами рода человеческого. Поэтому отыскать их трудно, но невозможно и отказаться от поисков…


Хроники: из дневника переводчика

В рубрике «Трибуна переводчика» — «Хроники: из дневника переводчика» Андре Марковича (1961), ученика Ефима Эткинда, переводчика с русского на французский, в чьем послужном списке — «Евгений Онегин», «Маскарад» Лермонтова, Фет, Достоевский, Чехов и др. В этих признаниях немало горечи: «Итак, чем я занимаюсь? Я перевожу иностранных авторов на язык, в котором нет ни малейшего интереса к иностранному стихосложению, в такой момент развития культуры, когда никто или почти никто ничего в стихосложении не понимает…».


Статьи, эссе, критика

В продолжение авторской рубрики писателя и математика Александра Мелихова (1947) «Национальные культуры и национальные психозы» — очередное эссе «Второсортные европейцы и коллективные Афины». Главная мысль автора неизменна: «Сделаться субъектами истории малые народы могут исключительно на творческим поприще». Героиня рубрики «Ничего смешного» американка Дороти Паркер (1893–1967), прославившаяся, среди прочего, ядовитым остроумием. «ИЛ» публикует три ее рассказа и несколько афоризмов в переводе Александра Авербуха, а также — эссе о ней нашего постоянного обозревателя американской литературы Марины Ефимовой. В разделе «Пересечение культур» литературовед и переводчик с английского Александр Ливергант (1947) рассказывает о пяти английских писателях, «приехавших в сентябре этого года в Ясную Поляну на литературный семинар, проводившийся в рамках Года языка и литературы Великобритании и России…» Рубрика «БиблиофИЛ».


Маэстро и другие

Открывается номер небольшим романом итальянского писателя, театроведа и музыкального критика Луиджи Лунари (1934) «Маэстро и другие» в переводе Валерия Николаева. Главный режиссер знаменитого миланского театра, мэтр и баловень славы, узнает, что технический персонал его театра ставит на досуге своими силами ту же пьесу, что снискала некогда успех ему самому. Уязвленное самолюбие, ревность и проч. тотчас дают о себе знать. Некоторое сходство с «Театральным романом» Булгакова, видимо, объясняется родством закулисной атмосферы на всех широтах.


Фрагменты книги «Мгновения Месмера»

В рубрике «NB» — фрагменты книги немецкого прозаика и драматурга Мартина Вальзера (1927) «Мгновения Месмера» в переводе и со вступлением Наталии Васильевой. В обращении к читателям «ИЛ» автор пишет, что некоторые фразы его дневников не совпадают с его личной интонацией и как бы напрашиваются на другое авторство, от лица которого и написаны уже три книги.