Предисловие к 2-му изданию
Книга "Дзержинский" была написана (закончена) в 1935 году в Париже. На русском языке она вышла в Париже в 1936 году в изд-ве "Дом книги", хотя издатель и счел для себя за благо не указывать на титульном листе свою марку. Остался только договор. Почему он это сделал? Да по очень - тогда - понятным причинам: не хотел себя "компрометировать" книгой о терроре "в прогрессивном государстве рабочих и крестьян". Ведь в те годы такие книги на Западе были не в фаворе. "Реакционны". Это сейчас А. И. Солженицын проломил "Архипелагом ГУЛАГ" международный книжный рынок. А тогда и отзывы о таких книгах были сдержанны и переводы их редки.
В 1938 году эта моя книга вышла по французски в издательстве - Les Editions de France: "Les Maitres dе lа Тсhekа. Histoire de la Теrrеur еn URSS, 1917-1938". Ее переводчики, русский поэт Перикл Ставров и его друг француз Ланье в последний момент попросили моего согласия, чтоб их имена не были указаны на титульном листе, а были бы заменены - "перевод автора". Понимая их "дрожемент", я согласился, хотя это была неправда. В 1938 году я подписал договор на перевод книги на испанский с издательством Эрчилла в Сант-Яго де Чили. Но из-за военных событий все мои отношения с заграницей прервались, из писателя я превратился во французского сельско-хозяйственного батрака, и до сих пор не знаю, вышла ли в Чили эта моя книга. Так же оборвались мои отношения с итальянским изд-вом в Милане. Знаю, что перед войной моя книга печаталась в Болгарии в газете "Днесь". О первом издании "Дзержинского" пространный и положительный отзыв дал С. Мельгунов в "Современных Записках", кн. 62: он этой темы не боялся, сам был автором книги "Красный террор". В первом русском издании книга состояла их трех очерков: вернее - террор был дан в трех биографиях: Дзержинский, Менжинский, Ягода. Очерк о Ягоде, написанный в 1935 г., я считал неудовлетворительным: тогда о Ягоде почти не было материалов. Но для французского издания (1938) я дополнил очерк о Ягоде, доведя его до конца этого палача, и дал еще очерк о Ежове.
Сейчас после выхода "Архипелага ГУЛАГ" А. И. Солженицына я считаю правильным дать только два очерка - о Дзержинском и Менжинском. То есть дать - о самом "начале террора", о времени, которое меньше всего освещено в литературе. Время же Ягоды и Ежова освещено многими. Не скрою, что натолкнула меня переиздать "Дзержинского" - ссылка на него А. И. Солженицына в "Архипелаге ГУЛАГ" (164 стр.). Вижу по тексту, что и еще в некоторых местах "Дзержинский" пригодился А. И. Солженицыну, как материал для его монументального "Архипелага". И это меня радует, стало-быть не зря написал почти 40 лет там у назад эту книгу. Пригодилась, когда попала в нужные и хорошие руки. Но каким путем эта книга 1936 года попала в руки Александра Исаевича - в Советском Союзе? Не пойму. Путями неисповедимыми.
Автор, 1974.
Мы о весне давно мечтали
И вот когда сбылась мечта,
Мы насладимся ей едва-ли,
Поняв, узнав: она - не та.
Иван Каляев
«У меня никогда не было иного критерия, кроме моего удовольствия. Писать историю такой, какой я люблю ее читать, - вот вся моя писательская система. Лежит ли эта любовь к портретам в моем воображении, любящем все пластическое и всегда стремящемся живо представить себе образы людей при чтении исторического описания? Это возможно. Одно имя не говорит мне ровно ничего, для меня это отвлеченное понятие, составленное из нескольких слогов. Я питаю отвращение к отвлеченным историкам. Они возбуждают мое любопытство, но не удовлетворяют его».
А. Ламартин ("История Жирондистов")
1. Ленин ищет Фукье-Тенвиля
19-го декабря 1917 года в Смольном в комнате № 75 короткими шажками бегал лысый человечек в потрепанном пиджаке. Это вождь октября, Ленин, волновался, слушая доклад управляющего делами совнаркома, прожженного циника Владимира Бонч-Бруевича. Управляющий докладывал о царящей панике среди головки партии, о поднимающемся недовольстве народа против большевиков, о возможности заговоров и покушений.
Ленин перебил Бонча вспыхнувшим недовольством.
"— Неужели ж у нас не найдется своего Фукье-Тенвиля, который привел бы в порядок контр-революцию?"
И на другой день образ Фукье-Тенвиля октябрьской революции не заставил себя ждать. Этот человек жил тут же, в снежном городе Петра, захваченном большевиками.
Высокий, похожий на скелет, одетый в солдатское платье, висевшее на нем как на вешалке, 20-го декабря в Смольном на расширенном заседании совнаркома появился Феликс Дзержинский. Под охраной матросских маузеров, в куреве, в плевках, в шуме, в неразберихе событий, среди «страшных» и "веселых чудовищ" большевизма, кого в минуту откровенности сам Ленин определял "у нас на 100 порядочных 90 мерзавцев", — после многих речей, "пламенея гневом", выступил и октябрьский Фукье-Тенвиль.
Феликс Дзержинский говорил о терроре, о путях спасения заговорщицкой революции. В его изможденном лице, лихорадочно-блестящих глазах, заостренных чертах чувствовался фанатик. Он говорил трудно, неправильным русским языком с сильным польским акцентом и неверными удареньями. Говорил волнуясь, торопясь, словно не сумеет, не успеет сказать всего, что надо.
