С чего начинается история? И где она заканчивается? Если, к примеру, мы попросим дракона описать некое событие, произошедшее накануне, он начнет свой рассказ с первопричины. С сотворения мира то есть. С другой стороны, куртуазная литература не раз убеждала читателя, что даже смерть героя не является гарантией окончания истории. Если упавшее знамя не подхватит новый герой, так непременно воскреснет старый. Некоторой, зыбкой границей может служить разве только свадьба. Ну, знаете это: "Жили они долго и счастливо…" Но и здесь нет полной уверенности…
Ор'Каранэ Морон. "Упадок литературы как причина гибели государства".
Центральная площадь города представляла собой неровную вытоптанную площадку. Справа ее окружали немногочисленные торговые лавки. Слева, на самом ее краю, виднелась выжженная воронка, диаметром метра в три. На противоположной стороне виден был вход в нору. Отсюда, с трибуны, обзор был довольно хорошим. Толпа не закрывала от наших глаз горизонтального шеста, по которому сейчас топтался здоровенный парень, лет восемнадцати. Парень был загорелый, мускулистый и глупый — короче, идеальный возлюбленный принцессы. Сама принцесса Горилика ерзала рядом со мной, поминутно бросая на меня жалостливые взгляды. Я насуплено сопел: кажется, я вчера простыл, и утренняя прохлада не шла на пользу моему носу.
— Ваше Высочество, — я с трудом подавил зевок. — Почему казнь назначена на такое раннее утро?
— Обычай, — пискнула принцесса. — Что-то не так?
— Пока солнце не вошло в свою силу, творить чары не так легко, как может показаться. — Я пожал для вида плечами, поглубже кутаясь в хламиду чародея.
— Но ведь вы его спасете? — в глазах Ее Высочества плескался океан надежды. — Ведь я поклялась ему в любви, и он лишь хотел сделать мне подарок, у него и в мыслях не было совершать что-то противозаконное.
— Уже плету чары, — пробормотал я. — Тут нужно как следует сосредоточиться.
Меня все сильнее клонило в сон. К шесту, тем временем, подошел один из стражников и ткнул парня в ногу палкой. Парень подпрыгнул от неожиданности и едва не свалился со своего насеста. В толпе раздались смешки, принцесса закрыла лицо ладонями.
Семнадцатилетняя девчонка без памяти влюбилась в уличного бойца. Полтора месяца они обменивались тайком записками и переговаривались через щель в ограде. Я хорошо об этом знал — у принцессы нет тайн от придворного чародея. Ее отцу я, естественно, ничего не сказал. Он и без меня наверняка был в курсе. В тайне я надеялся, что у парня хватит благоразумия держаться от дворца на расстоянии. Не хватило. Добраться до возлюбленной он так и не успел, выдать истинную цель визита не осмелился. Как там у местного классика:
— Кто ты, проникший ночью в царский дворец?
— Вор.
В иное время парню бы навешали по шее, да выперли из города — к ворам в Шаторане относятся снисходительно, но тайная стража перехватила сообщение о готовящемся покушении на принцессу, и мальчишка просто подвернулся под горячую руку Его Величества. На мой взгляд, решение довольно поспешное, но какие-то резоны у Альба наверняка были. У него всегда были какие-то резоны. Но меня это мало интересовало. Я обнаружил в архиве реестр захоронений двухсотлетней давности с перечислением всех уложенных в могилы ценностей, и несколько ночей подряд делал вылазки на кладбище, надеясь разыскать что-нибудь ценное. До прошлой ночи вся моя добыча составила горсть медных монет, представлявших возможную ценность для нумизмата, два полудохлых амулетика и вилка, оставленная мне в наследство более удачливым гробокопателем. Последний заход принес мне несколько незабываемых минут бултыхания в ледяной воде подземного колодца, объеденный мышами томик второсортной поэзии, рукоять меча и простуду. Поздно ночью, возвращаясь к себе домой, я клялся самыми страшными клятвами, что приму горячую ванну, микстуру от простуды и чего-нибудь еще для общего тонуса и дня три не высуну носа на улицу. Но, подходя к флигелю, я увидел на крыльце тонкую фигурку принцессы…
Она являла собой типичный продукт дворцового воспитания: Альб дочерью почти не занимался, ограничиваясь традиционным чмоканьем в лоб за ужином, учителя предпочитали не замечать огрехов первой ученицы королевства, а мои попытки втолковать Его Величеству, что наследница растет, будто в поле сорняк, отклика не находили. До дня ее пятнадцатилетия.
Первый выход принцессы в свет был обставлен с шиком. Альб разорился на огромный полог неузнаваемости, накрывший не только дворец, но и солидную часть парка. Мы с Визариусом и его ребятами сбились с ног, шныряя в пестрой толпе и вылавливая незваных гостей. Как бы искусны не были маски, как бы силен не был полог, но манеры, жесты и речь они замаскировать не могли. К полуночи я обнаружилтроих карманников и одного "любителя живописи", нахватался уймы слухов и сплетен (узнал о себе много нового и интересного), выловил из фонтана пьяного дворянина и, говоря откровенно, устал, как собака. Мысли мои вращались вокруг стакана горячего молока и теплой постели, когда я увидел в беседке эту парочку. Кавалер проявил незаурядную предусмотрительность, забрав у одного из слуг поднос с бокалами вина, и теперь методично подпаивал совсем еще юную даму, не забывая сыпать цветистыми комплиментами. От вина и восторга у дамы пылали уши. Дело у кавалера спорилось — он уже потихоньку перебрался по скамейке почти вплотную к жертве. Нужно было срочно что-то делать. Обойдя беседку, я ухватился за перила, вспрыгнул на карниз и очутился за правым плечом девушки. Кавалер явно собрался возмутиться столь бесцеремонному вторжению в его личную жизнь, но я активировал амулет, блокирующий действие полога, и склонился к самому уху девушки. Теперь мужчина меня узнал.
