Слава Дю Геклена обратно пропорциональна количеству достоверных сведений о нем. Однако его первая биография была написана одним из его современников, Жаном или Жакмаром Кювелье, примерно между 1380 и 1387 годами. Эта бесконечная поэма из двадцати пяти тысяч строк La Vie du Vaillant Bertrand Du Guesclin (Жизнь доблестного Бертрана Дю Геклена) стоит у истоков полумифического образа Дю Геклена, построенного на нескольких анекдотах, популярных в школьных учебниках до начала 1960-х годов: уродливый мальчик, опрокидывающий семейный стол, хитрый бретонец, который захватывает замок, переодевшись в дровосека, рыцарь, за которого назначается огромный выкуп и объявляется, что все ткачи Франции будут работать, чтобы собрать его, отважный коннетабль, который выбивает англичан из Франции, и который умирает, взяв крепость, ключи от которой приносят ему на смертном одре… В коллективном сознании Дю Геклен остается "добрым" коннетаблем "мудрого" Карла V, чем-то средним между бретонским Робин Гудом и средневековым Баярдом.
Этот образ нуждался в серьезном пересмотре, о чем Филипп Контамин заявил в 1980 году в статье с провокационным названием Bertrand Du Guesclin, la gloire usurpée? (Бертран Дю Геклен, присвоение славы?)[1] Выдающийся историк задал несколько вопросов о том, как складывалась репутация коннетабля, предположив, что она была придумана определенными придворными кругами в начале правления Карла VI, в частности, в окружении герцога Орлеанского.
Без преувеличения Дю Геклен относится к категории народных лидеров. В 1666 году Поль Хэ дю Шатле провел параллель между коннетаблем и принцем де Конде, между Кошерелем и Рокруа. "Они — два величайших полководца своего времени", — написал он. Сравнение покажется вам чрезмерным. Тем не менее, стоит отметить, что это сравнение означает, что Дю Геклен, как и Конде, знал, как наилучшим образом использовать средства, предлагаемые его временем, с целью достижения наибольшей военной эффективности. Сочетая использование хитрости, запугивания, грубой силы, дерзости, быстроты решений и исполнения, он добивался поставленных перед ним задач: если в 1380 году Кастилия была верным союзником Франции, если жизнь в королевстве стала немного более безопасной, если у англичан остались во владели только Кале, Шербур, Брест и Бордо, то это стало возможным прежде всего благодаря Дю Геклену. Какой военный гений мог бы сделать для Франции лучше, имея в своем распоряжении столь скудные средства?
Говорят, что он был только исполнителем. Но тактика, и даже в значительной степени стратегия ведения войны, принадлежала ему: атаковать только тогда, когда у тебя есть преимущество, делать это решительно, быстро добиваясь победы. Это был более разумный подход, чем подход Карла V, который заключался в систематическом избегании любых боевых действий, что приводило к риску разорения страны и затягиванию войну на неопределенный срок.
Хороший знаток людей, Дю Геклен умело сочетал рыцарский кодекс и реалистичные методы ведения войны наемниками, отдавая явное предпочтение последним. Он знал, как сделать так, чтобы его принимали и уважали в обоих мирах — и в мире принцев, и в мире бандитов. Не комплексуя по поводу первых, не испытывая отвращения ко вторым, он внушал доверие всем, своей компетентностью и спокойной силой. Простой, прямой, жестокий, неспособный к двуличию, он представлял собой цельную глыбу гранита. Абсолютно преданный в эпоху, изобилующую предательством, он являлся идеальным коннетаблем для короля и проявлял неизменную верность ему. Он был настоящим воином, и не кем иным. Жестокий, порой кровожадный, он был способен расправиться с сотнями людей, как хладнокровно, так и в гневе, но всегда в во время войны, чтобы наказать или запугать противника. Без войны Дю Геклен, вероятно, был бы мелким дворянином-мародером.
Поэтому необходимо было заново проанализировать жизнь коннетабля и его роль в истории. Как это часто бывает, и об этом вряд ли стоит сожалеть, в результате вместо устоявшихся представлений возникли новые вопросы. Но этот анализ был бы невозможен без критического исследования основополагающей работы Кювелье, единственное издание которой датируется 1839 годом[2]. Работа над таким монументальным произведением требовала смелости, компетентности и необыкновенного терпения. Жан-Клод Фокон, профессор средневековой литературы из Университета Тулузы, заслуживает самой высокой похвалы за выполнение столь колоссальной задачи. Три тома его труда представляют собой окончательное заключение о тексте поэмы Кювелье, его происхождении, особенностях, исторической и литературной ценности[3].
Вслед за Жан-Клодом Фоконом, давайте подытожим, что мы можем ожидать от поэмы Кювелье. Прежде всего личность автора. Кем был этот Кювелье? "Вероятно, священнослужитель, весьма близкий к Двору, знающий, как обращаться с щепетильностью великих, и использующий прямые и оригинальные свидетельства о Дю Геклене. […] Он безоговорочно поддерживал короля Франции и соответствовал менталитету своего времени, с его усталостью от затянувшейся войны, критикой церкви и ненавистью к евреям; он все еще испытывал ностальгию по крестовым походам. Его культурный уровень был довольно высок, но особенно хорошо он был знаком с эпическими произведениями своего времени, некоторые из которых, должно быть, были написаны в среде, очень близкой к его собственной"
