— Тебе пора встретиться с женой, Брэнт.
Брэнт лениво поигрывал круглой галькой. Но при этих словах камешек выскользнул из его пальцев и упал на пол. Брэнт сухо произнес:
— У меня нет жены.
Габриэль тем же тоном ответила:
— Ее зовут Роуэн.
— Мы развелись. Как тебе известно.
Габриэль Даусэт откинулась на спинку стула.
— Иногда, — продолжала она, — развод — всего лишь бумажка с печатью. А в сердце все остается по-прежнему.
— Я уже год в официальном разводе, а фактически — четырнадцать месяцев, — не сдавался Брэнт. — За это время я ее ни разу не видел. Ее адвокат вернул мне первый чек вместе с письмом, в котором относительно вежливо говорилось, что все кончено. Письмо, приложенное ко второму чеку, было гораздо менее выдержанным. Так что наш развод — нечто большее, чем бумажка с печатью.
Габриэль задумчиво перевела взгляд на бокал с вином. После ужина они расположились у окна, выходившего на шумную улицу Торонто.
— С ее стороны, возможно.
— С моей тоже.
Брэнт поднял бокал с вином и осушил его.
— Ты скоро подашь свой знаменитый десерт? Я знаю, он спрятан в холодильнике.
— Когда придет время. — Габриэль ласково улыбнулась. — Мы целых восемь месяцев прожили вместе в условиях, которые не назовешь обычными...
Зловонные камеры, духота, неизбежные болезни, жертвами которых они стали, были мучительны, если не сказать почти смертельны.
— И все-таки ты в меня не влюбился, — продолжила Габриэль.
Он решил слукавить:
— Я знал, что ты никогда не стала бы моей. Ты так и не отошла после смерти Даниэля.
Даниэль был ее первым мужем. Он погиб в автокатастрофе еще до того, как Габриэль познакомилась с Брэнтом.
— Ты прав.
Брэнт обвел взглядом ее ультрасовременную комнату:
— Кроме того, я не разделяю твоих вкусов относительно интерьера.
Она усмехнулась:
— Тоже верно. Но мне кажется, есть еще одна причина. Ты не влюбился в меня, потому что все еще любишь Роуэн.
Брэнт отвел глаза.
— Не трудись напрасно, Габриэль, оставь свое посредничество. Лучше пиши романы.
— Ну, а что бы ты сказал, узнав, что она собралась снова выйти замуж?
Все его тело напряглось.
— Она действительно собралась?
Габриэль самодовольно улыбнулась.
— Значит, тебе не все равно. Я так и думала.
— Очень умно. — Брэнт не скрывал, что рассержен. В своих отношениях они с Габриэль уже давно миновали ту черту, когда надо соблюдать вежливость ради внешних приличий.
— Рано или поздно это случится, — спокойно продолжала Габриэль. — Роуэн — красивая, талантливая молодая женщина.
— Ее жизнь меня не касается.
Габриэль с громким стуком поставила бокал на хромированный столик.
— Хорошо. Я больше не играю в прятки. Последние два года я наблюдала за тобой. Ты вел себя, как безумный. Как человек, которому наплевать, убьют его или нет. Любой другой, менее опытный, уже раз пять отправился бы на тот свет, делай он то, что делаешь ты. С тех пор, как развелся с Роуэн. — Ее голос чуть дрогнул. — Я не хочу в один прекрасный день открыть газету и увидеть там твой некролог.
— Надеюсь, ты не влюблена в меня?
На его лице был написан такой страх, что Габриэль искренне рассмеялась.
— Конечно, нет. Когда-нибудь я полюблю. Даниэль был бы огорчен, если бы этого не случилось. Но этим человеком никогда не будешь ты, Брэнт.
— А я было разволновался.
— Если ты пытаешься переменить тему разговора, — с решимостью продолжала Габриэль, — то ничего не выйдет. Я знаю, что ты все еще любишь Роуэн. В конце концов, мы действительно жили вместе: восемь месяцев по воле случая просидели за решеткой. У меня было много возможностей понаблюдать за тобой. Немаловажной причиной того, что ты не потерял разум в то ужасное время, было сознание, что тебе надо возвратиться домой, к Роуэн. Своей жене.
— У тебя разыгралось воображение, — процедил Брэнт.
— А затем, — продолжала Габриэль невозмутимо, — нас неожиданно выпустили. Когда ты приехал домой, она была в Гренландии. А по возвращении встретилась с адвокатом, который так все вывернул, что она не захотела иметь с тобой ничего общего. Решила, что мы любовники. Ты не позволил мне повидаться с ней и все объяснить. Как же, для этого ты был слишком горд! Вместо того, ты, идиот, заставил меня поклясться, что я не буду связываться с ней ни под каким видом. И так ты потерял ее. Но никогда не переставал страдать.
— Черт возьми, я разведен! И меня это устраивает.
— Не лги мне!
Он поднялся.
— С меня хватит! Я сыт этим разговором по горло.
— Что, становится жарко? Боишься, что можешь расчувствоваться? Тебе, Брэнту Кертису, больно оттого, что тебя бросила женщина? — Габриэль резко встала, и ее порывистость отозвалась в мужчине острой болью: так иногда двигалась Роуэн, напоминая неуклюжего жеребенка. — Я знаю, что у тебя и сейчас осталось к ней чувство, — заметила Габриэль, — хотя не понимаю, зачем так упорно подавлять его. Тебе ведь не вырваться из его плена. Оно живет в тебе.
— Ты, вижу, начиталась любовных романов.
— Выходит, ты трус.
Ее слова больно задели Брэнта. Конечно, трусом он никогда не был. Наоборот, скорее отчаянным храбрецом, бросавшимся в эпицентр опасности ради острых ощущений. Он направился к двери, бросив через плечо:
