Майским днем Пит Кроккер, шериф округа Барнстэбл, занимающего весь мыс Код[1], вошел в Федеральный Салон Этического Самоубийства в городе Хайанисе. Там он сказал двум Хозяйкам, — каждая ростом в шесть футов[2], — что тревожиться им, конечно же, не нечего, но по слухам пресловутый негодник по имени Билли-поэт направляется на мыс.
«Негодником» был любой человек, отказывающийся трижды в день принимать этичские таблетки по контролю над рождаемостью. Наказанием за это 6ыло 10.000 долларов штрафа и десять лет тюрьмы.
К тому времени население Земли составляло семнадцать миллиардов человеческих существ. Для столь маленькой планеты больших млекопитающих стало слишком много. Люди были плотно прижаты друг к другу наподобие костяночек. Костяночки — маленькие выпуклости-шишечки, образующие внешнюю поверхность ягодки малины.
Поэтому Мировое Правительство вело с перенаселением войну на два фронта. Первый фронт — всемерное поощрение этического самоубийства, для совершения которого надо было лишь прийти в ближайший Салон Этического Самоубийства, сесть в удобное кресло, откинуться и попросить Хозяйку убить себя. Она сделает это безболезненно. Вторым фронтом был обязательный этический контроль над рождаемостью.
Шериф сообщил Хозяйкам, хорошеньким своенравным и очень интеллигенным девушкам, что полиция перекрывает дороги и проводит повальные обыски, чтобы поймать Билли-поэта. Основная трудность заключалась в том, что полиция не знала, как он выглядит. Те немногие, кто видел его без камуфляжа, были женщины, и их показания относительно его роста, цвета волос, голоса, комплекции и цвета кожи расходились просто фантастически.
— Мне нет нужды напоминать вам, девушки, — продолжал шериф, — что любой негодник весьма чувствителен ниже талии. Если Билли-поэт все-таки проскользнёт сюда и начнёт докучать вам, один хороший нацеленный удар даст замечательный результат.
Он имел в виду тот факт, что люди, принимающие этические таблетки по контролю над рождаемостью — а это была единственная разрешенная законом форма контроля над рождаемостью — деревенели от талии вниз.
Большинство мужчин говорили, что чувствуют свои ягодицы как холодное железо или бальзовое дерево. Большинство женщин говорили, что ощущают свои ягодицы как отсыревший хлопок или перестоявшее имбирное пиво. Таблетки эти были столь эффективны, что, если мужчине, проглотившему лишь одну, завязать глаза, велеть читать наизусть Геттисбургское обращение[3], а затем на полуслове ударить его в область полового органа, он будет продолжать чтение и не пропустит ни словечка.
Таблетки назывались этическими, так как они не влияли на способность человека к воспроизводству, что было бы противоестественным и аморальным. Эти таблетки всего лишь лишали секс какого-то ни было удовольствия — вот и всё.
Так рука об руку рядом шагали мораль и наука.
* * *
В Хайанисе Хозяйками были Нэнси Маклухэн и Мэри Крафт. Нэнси — рыжеватая блондинка, Мэри — яркая брюнетка. Их форменной одеждой были белая помада, густые тени для глаз, пурпурное трико, под которым — ничего, и черные кожаные туфли. Они вели небольшое отделение — всего лишь шесть кабинок для самоубийств. В хорошую неделю — например, перед Рождеством — они могли усыпить шестьдесят человек. Делалось это при помощи шприца.
— Главное, девушки, что я хочу вам сказать, — сказал шериф Кроккер, — мы контролируем ситуацию. Вы здесь можете спокойно заниматься своим делом.
— Вы случайно не забыли нам сказать самое главное? — спросила его Нэнси.
— Я вас не понимаю.
— Вы не сказали, что скорее всего он направляется именно к нам.
Он неуклюже пожал плечами, изображая неведение.
— Мы этого точно не знаем.
— По-моему, это про Билли-поэта знают все, — что он специализируется на дефлорации Хозяек Салонов Этического Самоубийства.
Нэнси была девственницей. Все Хозяйки были девственницами. Они также должны были обладать учёной степенью по психологии и немного знать медицину. И еще они должны были иметь округлые розовые формы, и рост не менее шести футов.
Америка изменилась во многом, но на метрическую систему измерения так и не перешла.
Нэнси Маклухэн была оскорблена попыткой шерифа скрыть от нее и Мэри всю правду о Билли-поэте, — как будто, услышав ее, они могли запаниковать. Так она и сказала шерифу.
— Как Вы думаете, сколько сможет продержаться в СЭСе девушка, — сказала она, имея в виду Салон Этического Самоубийства, которую так легко напугать?
Шериф сделал шаг назад, потеребил подбородок.
— Пожалуй, недолго.
— Вот именно, — сказала Нэнси, подходя к нему вплотную и поднося к его лицу ладонь, — ребром вперед, — готовую к разящему удару каратэ.
Все Хозяйки были мастерами дзюдо и каратэ.
— Если вы желаете выяснить, насколько мы беспомощны, только шагните ко мне и сделайте вид, что вы Билли-поэт.
Шериф покачал головой и слабо улыбнулся ей.
— Что-то не хочется.
— Это самое умное, что Вы сегодня сказали, — проговорила Нэнси, поворачиваясь к нему спиной под смех Мэри. — Мы не напуганы, мы разгневаны. Впрочем, даже нет. Он того не стоит. Нам просто скучно. Как это всё нелепо и скучно: он должен был приехать из такой дали, произвести весь этот шум, чтобы в конце концов…
