Дмитрий БЫКОВ
ДО СВИДАНЬЯ, МОЙ МАЛЕНЬКИЙ ГРИША
Пора уже не им решать, кому тут подавать руку, кому нет, а нам самим, сторонникам личной ответственности и христианского миропонимания, отмежеваться от этой псевдоинтеллигентской публики, однажды почему-то решившей, что это она - совесть нации В ту знаменитую ночь на НТВ - нам к ней придется вернуться еще не единожды - Григорий Алексеевич Явлинский с плохо скрываемой досадой, тщетно выдаваемой за высокомерие, говорил: - Путин совершенно ясен... Путин ясен с точки зрения экономической, нравственной, даже с точки зрения лингвистической... Моя избирательная кампания завершена, и теперь я могу себе позволить это слово. О да. Несомненно, если бы Явлинский позволил себе употребить столь неприличное слово, как "лингвистический", в процессе избирательной кампании, он бы заживо себя похоронил... На моей памяти еще ни один кандидат так не оскорблял своего избирателя. И страшная мелькнула у меня мысль: а вот Путин не стесняется в выражениях. Поэтому Путин в Кремле, а Явлинский в... назовем это оппозицией. Если бы наша цивилизованная оппозиция - или те, кого мы привыкли так называть, - чуть поменьше стеснялась знания умных слов, чуть менее активно играла на чужом поле, чуть чаще отваживалась быть собой, - может, и сортирно-заборная лексика пользовалась бы меньшим успехом? Потому что верят ведь тому, кто органичен. Когда Путин заявляет: "Кто нас обидит, тот трех дней не проживет", - он органичен и убедителен, хотя лично мне это неприятно. Когда Явлинский лепит вареники или сдает кровь, поднимает штангу и, только что, не поет - он платит дань, отрабатывает повинность, демонстрирует избирателю заниженное о нем, избирателе, представление. И это видно. И это уже признак слабости, заигрывания, а главное - незнания собственного народа. Явлинский имел все шансы пройти во второй тур и в нем если не победить (чудес не бывает), то по крайней мере не скомпрометировать саму идею оппозиции. Он провалил все. Я пытаюсь понять, как это произошло. И теряюсь. - Наш учитель физики, - выдавал Явлинский в ту же ночь явную домашнюю заготовку, - объяснял задачу три раза. Если кто-то с третьего раза не понимал, он говорил: "Претензии к родителям". Так вот, если кто-то еще не понял Путина, - претензии к родителям. Не трогайте моих родителей, Григорий Алексеевич. С Путиным мне далеко не все понятно, и многие люди, проголосовавшие за него, представляются мне не последними тупицами в стране. А вот с вами мне понятно почти все. Тут, правда, есть один завиток, нюанс, подтверждающий мою издавна любимую мысль о том, что полная неотличимость добра и зла по части неразборчивости в средствах всех нас благополучно превратила в заложников. Не осталось политической силы, которая бы не скомпрометировала себя, и критиковать одного сомнительного персонажа - значит автоматически становиться союзником другого. У нас тут был уже на памяти подобный парадокс, когда Евгений Примаков вдруг оказался защитником демократии, а Юрий Лужков гарантом свободы печати, и все это на том основании, что блок "Отечество" триумфально провалился на думских выборах. Сегодня ругать Явлинского нельзя. И не только потому, что дружный хор либеральной интеллигенции (о, к ней мы еще вернемся!) тут же заклеймит вас наймитом кремлевского режима и чуть ли не организатором московских взрывов. Нет. Дело в том, что клеймить сегодня Явлинского - значит солидаризироваться с циниками, которые в предвыборную неделю наехали на него так безобразно, что и у других прожженных циников волосы стали дыбом. - Что они делают! - кричал мой друг, давний идеологический противник Явлинского, только что не бился головой о стены. - Еще один такой эфир и он весь в шоколаде! Не иначе решили выпихнуть-таки его во второй тур! Ну в самом деле, нельзя же так-то, друзья мои. Тут вам и пластическая операция, и расходование иностранных денег (все это без единого документа), и косвенные обвинения аж в пособничестве террористам... Лучшего подарка Явлинскому нельзя было сделать. Вот теперь у него и его сторонников появилось гордое право говорить о травле, о "потоках лжи и клеветы" (любимая лужковская идиома)... Собственно, и Доренко осенью прошлого года переусердствовал, дав тем самым Лужкову и Примакову основание говорить, будто они сделались жертвой информационных войн. Да никакие информационные войны не собьют рейтинга втрое - или уж надо очень искусственно накачать его перед тем! "Отечество" провалилось не потому, что в руках Кремля был сосредоточен могучий ресурс давления на губернаторов (они уж совсем, голубчики, под ОВР легли), и не потому, что в телевизоре ругался Сергей Доренко, а потому, что сам Избиратель ужаснулся надвигающейся на него нерассуждающей, железобетонной, никаких правил не признающей, махине, ну и проголосовал соответственно. Или Кремлю следовало ждать, пока эта махина задавит на своем пути последние остатки прав и свобод, которые тут покуда не вымерли? Так вот, Явлинский проиграл не потому, что на него ополчился телевизор. То была акция, могущая добавить политику лишь популярности, нежели кого-то от него оттолкнуть. Но любой, кто осмелится сегодня сказать плохое слово о Григории нашем Алексеевиче, автоматически становится мишенью номер один для родимого либерализма. Вас будут встречать горьким поджатием губ: "Ах, ну да, оно и понятно... ты же и раньше печатался в этом... как его... "Огоньке", кажется, да? Нет, нет, не надо возражений. Я все понимаю. Семью надо кормить, все такое... Но только вот давай, старик, не будем играть во все эти игры, типа честность. Не надо, не надо. Нам все понятно. Тебе, наверное, нравится, когда своих взрывают... Не возражай, старичок. Все же ясно. Только телефон наш забудь, ладно?" Откуда я знаю, как это бывает? Да уж знаю. По 1993 году помню, когда появилось выражение "расстрел парламента", хотя расстреливали, строго говоря, не парламент, а здание. Опасная вещь - метонимия. И голоса тех немногих, кто тогда понимал, что происходит на самом деле, тех, кто читал, что пишет газета "День", общался с оппозицией, посещал баррикады, тонули в дружном вое людей, только что толкавших власть под руку, но перепугавшихся танков. Я и поныне считаю расстрел Белого дома общерусской трагедией. Я только за то, чтобы разделить ответственность за нее с властью. Ведь эти люди защищали меня, мою свободу слова, вот ужас-то, и мою форму носа. Помню, как на одном ноябрьском 93-го телесборище либеральной интеллигенции, сразу после эфира, встал один депутат-"яблочник", известный публицист, мастер тщательно нагнетаемого надрыва и хорошо отработанной истерики, большой любитель чистоты, доброты и подвижничества. - Давайте выпьем, - сказал он, - давайте выпьем за то, что мы остались верны себе и не пошли на поводу у властей. - Давайте также выпьем за то, - подал я голос со своего края стола, чтобы признать нашу ответственность за то, что произошло. Потому что решительных действий требовали мы все, а надсхваточная позиция в такие времена равнозначна дезертирству. - За это, старичок, ты будешь пить один, - сказал мне пылкий публицист. Я и выпил. Что мне, привыкать пить одному? Иногда лучше жевать, чем говорить, нализываться в одиночку, чем чокаться с кем попало. Эти люди вообще очень любят слова "старик", "старичок". Пафос очень любят. Любят вставать над схваткой, любят слово "доброта". О законности любят поговорить, когда им лично ничто не угрожает. Явлинский - вождь и заложник этих людей, их зеркало и хоругвь. Он, может, и сам не виноват, что они его - способного человека - приватизировали. Но сегодня они неразделимы. Его пять и восемь десятых процента - это доля таких людей в нашем обществе, и мы ни черта не поймем в происходящем, если не поймем, кто такие эти люди. В них все дело. И пора уже не им решать, кому тут подавать руку, кому нет, а нам самим, сторонникам личной ответственности и христианского миропонимания, отмежеваться от этой псевдоинтеллигентской публики, однажды почему-то решившей, что это она - совесть нации.
