Андрей Белов
К вопросу о влиянии творчества К. Кастанеды на В. О. Пелевина
(доклад, читанный в Череповецком ГУ)
...нередко в посвященных творчеству В. О. Пелевина работах встречается имя американского писателя и антрополога Карлоса Кастанеды. Настолько нередко, что еще одно совместное упоминание этих имен Вы вполне можете счесть проявлением дурного тона, но, так как на означенную выше тему, насколько мне известно, толком не высказался никто, я могу позволить себе подобную бестактность.
Предметом моего доклада будут интертекстуальные связи романа "Жизнь насекомых" (год публикации - 1993) с произведениями Кастанеды, в особенности же связь пелевинского текста* с одним хрестоматийным фрагментом из "Путешествия в Икстлан". Однако прежде чем перейти непосредственно к интересующему меня (надеюсь, что и Вас) вопросу, следует коротко остановиться на его - вопроса - предыстории.
______________ * Термины "текст" и "произведение" употребляются в докладе как равнозначные.
Первые книги Кастанеды - "Учения дона Хуана: путь знания индейцев яки", "Отдельная реальность" и "Путешествие в Икстлан" - вышли в Америке в 1968, 1971 и 1972 годах соответственно, на русском же языке их впервые издали только в 1992-ом, и советский читатель, в том числе - Пелевин, долгое время был вынужден знакомиться с Кастанедой в самиздатовском варианте. О чем сам Пелевин говорит, например, в написанной им на смерть Кастанеды статье "Последняя шутка воина": "Мало кто из писателей вызывал такой восторг и такое раздражение. Этот восторг понятен - многие из нас помнят, каково было читать самиздатовскую ксерокопию Кастанеды в Москве, увешанной портретами черных магов из Политбюро, или закупать оптувые партии декоративного кактуса Lophophora Williamsi у ошалевших кактусоводов с Птичьего рынка - под подозрительным и растерянным взором патрульного милиционера".
Виктор Олегович, очевидно, относился - и, вероятно, относится - к Кастанеде с восторгом: например, в уже упомянутой статье он называет Кастанеду "величайшим поэтом и мистиком 20-го века", а в ходе виртуальной конференции, проходившей на сайте Zhurnal.ru, - "лучшим писателем 20-го века". Характерно также и то, что в 90-е годы Пелевин выступает в качестве редактора, а, по его словам, фактически переводчика ("эта работа была эквивалентна переводу") вышедших в издательстве "Миф" и впоследствии неоднократно переизданных книг Кастанеды. Так что обоснованность и даже, я бы сказал, неизбежность разговора о влиянии творчества Кастанеды на творчество Пелевина ясна*.
______________ * Неизбежность разговора о влиянии, конечно, еще не означает неизбежности самого влияния.
В романе "Жизнь насекомых" любой читатель найдет немало интертекстуальных перекличек. Естественно, что первым делом критики, а после и литературоведы пытались обнаружить связь "Жизни насекомых" с такими текстами, в которых либо встречается мотив взаимопревращения людей и насекомых, либо под видом насекомых аллегорически подразумеваются люди. Так, А. Генис в работе "Поле чудес. Эссе о Викторе Пелевине из цикла "Беседы о новой словесности"", размышляя о причинах, по которым Пелевин использует образы насекомых, а не других животных*, пишет: "Главную роль в выборе героев сыграли литературные предшественники романа, в споре с которыми, как представляется, он и написан. В первую очередь это вышедшая в 1921 году пьеса братьев Карела и Йозефа Чапеков "Из жизни насекомых", название которой почти дословно цитируется в заглавии романа Пелевина"; далее: "думающие как люди, а выглядящие как насекомые персонажи восходят, конечно же, к самому известному из энтомологических героев - Грегору" (имеется в виду Грегор Замза, герой рассказа Ф. Кафки "Превращение"), и, наконец, "самым прямым источником романа Пелевина" А. Генис называет басню И. А. Крылова "Стрекоза и муравей".
______________ * То, почему Пелевин вообще использует образы животных, А. Генис объясняет жанровой спецификой "Жизни насекомых": "Иногда считают, что он пишет сатиру, скорее - это басни. Лучшая из них - "Жизнь насекомых", переносящая читателя в обычное для этого жанра животное царство" [курсив мой - А. Б.]. А. Генис, безусловно, имеет в виду не то, что "Жизнь насекомых" по своему жанру является басней, а то, что "Жизнь насекомых" напоминает басню.
Из названных произведений только басня И. А. Крылова бесспорно нашла свое отражение в "Жизни насекомых": в финальной сцене романа перед нами предстают крыловские персонажи: "Толстый рыжий муравей в морской форме; на его бескозырке золотыми буквами было выведено "Iван Крилов", а на груди блестел такой огород урденских планок, какой можно вырастить только унавозив нагрудное сукно долгой и бессмысленной жизнью. Держа в руке открытую консервную банку, он слизывал рассол с американской гуманитарной сосиски, а на парапете перед ним стоял переносной телевизор, к антенне которого был прикреплен треугольный белый флажок. На экране телевизора в лучах нескольких прожекторов пританцовывала стрекоза". Что касается пьесы братьев Чапеков, то здесь мы можем говорить, напротив, о несомненном отсутствии прямой интертекстуальной связи, поскольку Пелевин, по его собственному признанию все на той же виртуальной конференции, "про нее [т. е. пьесу - А. Б.] читал только в какой-то критической статье английской".