«В юности наши сердца горят огнем».
— Оливер Уэнделл Холмс
— Неееееет! — Разнесся по коридору крик маленькой девочки. За криком последовали шаги, еще больше воплей и обиженный визг.
— Он мой! Отдай сейчас же, дурацкий Коннор Киин!
Темноволосый мальчик показал ей язык — маленькой светловолосой девочке, которую так любит мучить — потом умчался по коридору, держа над головой пластмассовый меч, который отнял у своего врага.
— Победа! — произнес он.
Она побежала за ним, туфельки «Мэри Джейн»[1] мягко застучали по покрытому коврами коридору, но он был почти на тридцать сантиметров выше ее, и она знала, что не сможет его поймать. Не догонит. Поэтому она позвала подкрепление.
— Папочка! Дурацкий Коннор Киин не отдает мне мой меч!
Дурацкий Коннор Киин остановился в коридоре, развернулся и смерил Элизу Салливан своим лучшим взглядом.
— Я — принц, — произнес он, тыча большим пальцем себе в грудь. — И я могу забрать твой меч, если захочу! — Ему семь лет, а ей всего лишь пять с половиной, так что, очевидно, что из них двоих он более зрелый.
Она подпрыгнула, чтобы забрать меч, но не дотянулась.
— Отдай, ты… ты…
— Я кто? — спросил он с хитрой улыбкой, уворачиваясь, чтобы удержать игрушку подальше от ее ручонок. — Так кто я?
— Ты… ты… ты — глупый мальчишка, вот ты кто!
— Дети.
Они застыли, оглянувшись на дверной проем в кабинет отца Элизы, и с осторожностью посмотрели на вампира, который его заполнял.
— Какие-то проблемы?
— Нет, мистер Салливан, — ответил Коннор, опуская взгляд на свою спутницу.
Зеленоглазая Элиза, такая же хитрая, как и он, показала Коннору язык, а затем бросила взгляд сквозь опущенные ресницы на своего отца.
— Он забрал мой меч, — сказала она тихим, мягким голоском, который, как она знала, гарантировал, что она получит все, чего пожелает. — И не отдает его.
— Сынок, ты забрал ее меч?
Они снова повернулись и увидели высокого мужчину, который, казалось, полностью заполнял собой один конец коридора.
— Нет, папа, — ответил Коннор, когда его отец подошел к нему. Коннор протянул меч и позволил Элизе его забрать, но бросил сердитый взгляд, когда она показала ему язык. Снова. «Она такая избалованная», — подумал он.
Габриэль Киин по-волчьи ухмыльнулся и скрестил руки на груди.
— Рад, что мы решили это мирным путем.
Этан Салливан улыбнулся, упершись рукой в дверной проем, пока наблюдал, как его дочь и ее заклятый враг делают то, что у них получается лучше всего.
— Как и я. Нужно ли нам снова обсудить правила Дома?
— Нет, папочка. — Элиза спрятала меч за спиной.
— Сынок? — спросил Габриэль.
— Нет, папа. — Коннор переминался с ноги на ногу.
— Мы это обсуждали.
В коридоре на мгновение воцарилась неловкая тишина.
— Знаю.
Прикусив губу, Элиза посмотрела на Коннора и увидела на его щеках румянец от смущения. Ей не нравится, когда ее дразнят — во всяком случае, не очень — но ей очень не понравилось это его выражение лица.
Она шагнула вперед, закрыв своим маленьким тельцем Коннора от его отца.
— Это моя вина, — сказала она.
Выгнув бровь, Габриэль присел на корточки и сцепил перед собой руки.
— Так ли это?
Она с тревогой посмотрела на Коннора, потом на его отца, и кивнула.
Габриэль наклонился и тихо прошептал:
— Это твоя вина, или ты просто не хочешь, чтобы Коннор навлек на себя неприятности?
Слегка громковатым шепотом ребенка она ответила:
— Я не хочу, чтобы Коннор навлек на себя неприятности.
— А. — Он серьезно кивнул, а потом поднялся, жестом подозвав к себе Коннора. — Тогда я думаю, мы все прояснили, — сказал он, а затем взъерошил волосы своего сына.
Коннор ухмыльнулся ему, прислонившись к своему отцу.
И показал Элизе язык.
Вампиры создаются, а не рождаются.
Все, за исключением одного.
Все, за исключением меня.
Я — дочь вампиров, рожденная в результате того, что магия и судьба сплелись вместе. Я провела девятнадцать лет в Чикаго. Сегодня я стояла на высоте около ста двадцати метров над Парижем, в нескольких тысячах километров от Города Ветров и Домов, в которых живут большинство его вампиров.
Вокруг меня посетители второго уровня Эйфелевой Башни потягивали шампанское и делали снимки города. Я закрыла глаза от теплого, благоухающего ветерка, который нес слабый аромат цветов.
— Элиза, ты не можешь прощаться с Парижем с закрытыми глазами.
— Я не прощаюсь, — сказала я. — Потому что я вернусь.
Я открыла глаза и улыбнулась вампирше, которая появилась рядом со мной с двумя пластиковыми стаканчиками шампанского. У Серафины золотистая кожа и темные волосы, а ее карие глаза светились весельем.
— За Париж, — произнесла я и чокнулась с ней стаканчиком.
Прошло четыре года с тех пор, как я в последний раз появлялась в Чикаго. Завтра я вернусь домой, побываю в городе и проведу время с семьей и с друзьями.
На протяжении двадцати лет между людьми и суперами в Чикаго царит мир, во многом благодаря усилиям моих родителей — Этана Салливана и Мерит, Мастера и Стража, соответственно, Дома Кадогана. Они старались достигнуть прочного мира и добились такого успеха, что Чикаго стал образцом для других городов по всему миру.
Вот почему мы с Сери возвращаемся. В четырех вампирских зданиях города проходят мирные переговоры для вампиров Западной Европы, где Дома враждуют с тех пор, как правящий совет — Гринвичский Совет — был распущен еще до моего рождения. И отношения вампиров с другими сверхъестественными в Европе не намного лучше. Чикаго послужит нейтральной территорией, где можно будет обсудить проблемы Домов и выстроить новую систему правления.
