Антон сидел на подоконнике и смотрел то на школьный двор, то на оставшихся в классе Никиту, Ольгу и Лёнчика. Попеременно.
— Окно-то закрыто? — спросил Лёнчик. Ни о чем больше говорить не хотелось. Говорено-переговорено.
— Закрыто, закрыто, — сказал Антон, но с подоконника слез и вернулся за парту: было слышно, как идут по коридору классная и капитанша. Незачем их волновать, да ещё и с порога.
Слух не подвёл — в класс вошли Алла Борисовна и капитан Береснева из полиции. Положим, походку капитанши он помнит нетвердо, но с кем ещё могла быть классная, если сама сказала, что с ними будут говорить о Голодковском.
— Что ж, здравствуйте, — сказала капитанша. Хорошо хоть, не добрый день. Был бы добрый, разве она пришла бы?
Антон вместе с остальными пробормотал что-то в ответ. Ну, не что-то, а «здравствуйте, здравствуйте», но вышло вразнобой, и расслышать слова было сложно. Шум толпы за кулисами.
— Александра Григорьевна хочет поговорить с вами о случившемся. Ваши родители дали на это согласие. Я присутствую как ваш представитель. Положено, — сказала классная. Ну, а что она ещё могла сказать?
— Начну с главного, — капитанша достала из сумочки диктофон, поставила на учительский стол. — Сегодня пятница, одиннадцатое мая две тысячи восемнадцатого года, классная комната средней школы номер три города Смирнова-Каменецкого. На беседе присутствую я, Александра Григорьевна Береснева, классная руководительница Алла Борисовна Романова и ученики седьмого класса Леонид Абель, Ольга Бондаренко, Никита Седых и Антон Яковлев. Прошу каждого назвать свою фамилию в знак того, что вы уведомлены о том, что беседа записывается на диктофон.
Назвали, трудно, что ли.
— Что вы можете сказать по поводу случившегося с Виктором Голодковским? — задала первый вопрос капитанша. Привычный вопрос, вот только имена меняются.
— Что уж тут говорить, — Антон не стал тянуть, ждать, что кто-то другой возьмет слово. — Не ожидали. Никак.
— Согласна с Антоном, — подтвердила Ольга, а за ней и остальные.
— Он не делал никаких намёков, не рассказывал о своём намерении?
— Не делал. Не рассказывал, — сказал Антон.
— Не замечали ли вы перемену в его поведении? Быть может, он чего-нибудь — или кого-нибудь — боялся?
— В душу не заглянешь, а внешне он оставался спокойным, уравновешенным, иногда веселым.
— Иногда?
— Ну, всё время веселиться — это как раз и было бы странным, — Антон оглянулся. Остальные только кивнули, хотя кивок на диктофон не запишешь. Но капитанша придираться не стала.
— Как вы объясните (непонятно было, относится ли это «вы» к Антону или просто множественное число, ведь их, опрашиваемых, четверо), что Голодковский послал сообщение именно вам?
— Никак, — ответил Антон. — За всех не скажу, но я вообще не придал этому внимания. «Что-то совсем стало скучно» — вот и всё сообщение. И только сегодня утром, узнав, что Голодковский выпрыгнул из окна и разбился насмерть, я вспомнил об эсэмэске.
— Но вы не ответили Голодковскому?
— Нет. У меня на телефоне деньги кончаются, это первое, и что тут ответишь, это второе. Да, скучно бывает порой, тут уж ничего не поделать. Шампанское мы не пьем, не по карману, и привычки нет пока — пить. Седьмой класс — это не восьмой. Ну, а читать — читаем. Кто Бомарше, кто фантастику, ну и по программе тоже. По школьной.
— Бомарше?
— Это драматург французский, «Женитьбу Фигаро» написал.
— Хорошо, Бомарше. А никаких таких особенных книг вы не читаете?
— Это порнушку, что ли?
— Нет, про колдовство всякое, сатанизм, с призывами к самоубийству.
— Про колдовство, конечно, почитываем, Гоголь, Стивен Кинг или там Гарри Поттер — сплошное колдовство. Ну, а чтобы с призывами к самоубийству — это вряд ли. Не по нашей части.
— С чего бы это вдруг, — поддержал и Лёнчик, а за ним и остальные.
Ещё были вопросы про наркотики, водку, самогон, но тоже формальные. На наркотики вся школа анализы сдавала трижды, кое у кого нашли кое-что, но в какой школе по-другому?
Под конец и капитанша, и классная поговорили о жизни, мол, она самое ценное, что есть у них, и добровольно уходить из жизни глупо, всё равно, что взять билет в кино и не пойти. Только жизнь в тысячу раз интереснее, чем любое кино. Ну, и само собой, если услышите, узнаете, да просто подумаете, что кто-то хочет умереть, тут же дайте знать. Ей, капитану полиции, вот по этому телефону (она каждому дала визитную карточку), а если денег нет на телефоне или просто неудобно, расскажите классному руководителю.
Были сказаны ещё какие-то слова про то, что нужно думать о родных и близких, о том, что мир велик и невероятен, и, наконец, их отпустили.
По коридору шли молча. По двору тоже. И только у ворот Лёнчик хихикнул:
— У нас и кинотеатр второй год, как закрыли. Прощай, билетики.
— Капитанша из Чернозёмска, если не из самой Москвы, — ответила Ольга. — Ей не до кинотеатров.
— Это точно, — сказал Никита, и они пошли дальше. Каждый в свою сторону.
