Рассказ
Светлана Чураева родилась в новосибирском Академгородке. Живет в Уфе. Поэт, прозаик, драматург, литературный переводчик. Печаталась в журналах: «Октябрь», «Дружба народов» и др. Работает заместителем главного редактора журнала «Бельские просторы» (г. Уфа). Финалист премии им. Бориса Соколова (2005) и «Исламский прорыв» (2006), лауреат премии «Сады лицея» (2002).
* * *
— Ты большая! — внушали матери Магдалины, когда та была маленькой девочкой. — И должна понимать, что хорошо, а что плохо. И что такое «нельзя».
— Яблоки — яд! — кричал папа.
— Это не прихоть, — орала мама. — Это — вопрос жизни и смерти!
— Ясно?
— Ясно?!
— Что было в прошлый раз, помнишь?
— Помнишь?!
И мать Магдалины — тогда еще девочка — обмирала вся, как опоссум, и представляла, что уже умерла.
От «прошлого раза» остался сладкий вкус за границами неба. Там чесалось и хотелось сглотнуть.
А у Сашка не кричали — смеялись, болтали и на девочку всем было плевать.
Яблоки светились перед ней на тарелке, и Сашок предложил уверенно:
— Ешь.
Он не шутил и говорил голосом добрым — по-настоящему. И как взрослый человек понимал, что хорошо, а что плохо. И что значит «нельзя».
— Можно, ешь. Они мытые.
— У меня аллергия.
— На яблоки не может быть аллергии. Тем более на зеленые. На.
Девочка взяла холодное яблоко, уточнила:
— Я не умру?
И съела.
И с тех пор не могла больше есть обычную пищу. Ела только яблоки — тайно. Обрывала горькие городские ранетки, клянчила у подруг, подбирала падалицу с фруктовых ларьков…
Она стала бесстрашной и хитрой и знала, что родителям ее не поймать.
Правда, сначала тошнило, рвало жеваной мякотью с хлопьями кожуры, а вслед выдирало слюнями — от сладкого запаха непереваренных яблок.
Она ложилась щекой на холодный край унитаза и пыталась представить, как это — умереть?
Лежать, как бабушка, в тесном гробу под землей? Далеко над тобой растет трава, дышат цветы и деревья, ходят люди, беседуют, слушают птиц… Над ними — воздух, много воздуха. Над воздухом — небо. И солнце кончается как раз там, где земля. Та земля, которая лежит над тобой. Под ней не чувствуешь ни холода, ни тяжести, ни вины. И не слышишь, как тихо. Лежишь там со своими ногами, руками, пальцами и лицом, а мир живет уже без тебя.
А ведь врач обещал, что все будет нормально. Когда девочка спросила: «Я не умру?» — Сашок смеялся, смеялись все его гости. Один из них сказал, что он врач и точно знает: яблоки не смертельны.
— Максимум — будешь маяться животом.
Животом она маялась, очень. После первого яблока был понос — даже с кровью. Кровь потом вылилась еще чуть-чуть, сама по себе. Девочка пыталась ее отстирать — и мылом, и порошком, кровь смывалась, но на трусах все равно остались пятна, их увидела мама и — вот первое чудо! — не стала орать.
— Все нормально, — сказала она. — Так будет каждый месяц.
И соврала. Не было больше ни поноса, ни крови.
Насчет яблок мама тоже врала. Или просто не знала — она же не врач. Конечно, девочка подошла к процессу научно, — после нескольких приступов рвоты начала приучать себя к яблокам, постепенно. И, чтобы никто ничего не заметил, понемногу ела обычную пищу. Живот болеть перестал и больше не было рвоты.
А потом начались мелкие чудеса. Утром по двору бегал кот и оскорбленно вопил. Близнецы из второго подъезда сказали, что бомж, который живет в подвале, выстриг ему полосками хвост: полоска меха, полоска кожи, полоска меха — и снова голая кожа…
Будущая мать Магдалины ответила, что в подвале нет никакого бомжа. Папа однажды заводил ее туда за руку, показывал на огромные — от стены до стены, завернутые в фольгу и рваный ватин грязные трубы и говорил:
— Видишь? Как тут можно жить?
Близнецы спорили, пришлось идти с ними в подвал. Трубы произвели впечатление. Близнецы притихли.
— Клево, — шептали они. — Тут клево! Тут кино можно снимать. Про космос или про подземные города.
— Только воняет.
— В кино вони не видно!
Дети шли по подвалу, там что-то шуршало, тихо гудело. Было здорово, пока им не встретился бомж.
Он висел на узкой трубе сбоку, черный. Дети не стали рассматривать — их мгновенно вынесло прочь.
Потом все обсуждали повесившегося бомжа, приехала милиция, «скорая», а поздно вечером над городом завис НЛО.
Темное небо высветлилось огромным бледным кругом; в середине этого круга, который все рос и рос, мигала звезда. Люди задирали головы, близнецы побежали домой за фотиком, но их загнали. Будущая мать Магдалины понимала: ей тоже пора, ей попадет, но стояла вместе со всеми и смотрела вверх, пока световой круг — на полнеба — не растаял во тьме вместе с мигающей звездочкой.
Ей попало. Попало страшно, и она не сразу поняла, что за дело. Похоже, родители разузнали про яблоки.
— Рассказывай! — орали они.
— Как все было? Все рассказывай!
— Быстро!
— Ну!
Девочка заплакала.
— Я…
— Что?! Громче!
— Съела… Потом…
— Что потом?! Да говори! Хватит мямлить!
— Яблоко…
— Что ты мелешь? Какое яблоко?!
— Кислое.
— Ты издеваешься над нами?! Ты что, издеваешься?!
Девочка честно хотела рассказать все по порядку: как первое яблоко ей дали запить, потому что кисло. Она, глотнув, сильно обожглась и плюнула. Но ее никто не ругал, а все снова смеялись, дали горькой ледяной газировки, чтобы не жгло так во рту. Она пила еще, потом сразу уснула, потому что было поздно. Но Сашок разбудил ее и довел до подъезда…
