Чудеса несвятой Магдалины - [2]

Девочка хотела рассказать все очень подробно, как и где воровала яблоки, но мама начала ее бить. Била по лицу, с размаха, ладонью. Орала и била. Девочка упала и поняла, что родители были все-таки правы, а все остальные — нет. Родители поняли сразу то, о чем она догадалась только что: она не слушалась и теперь у нее рак.

Когда девочка упала, рак резко двинулся в животе и пополз! Он полез в бок, так что бок оттопырился, он ходил в ней — живой, в пустоте! И, уклоняясь от удара, пытался прорвать девочке бок, выйти наружу. Девочка тоже поползла, схватила папу за ногу, ловила за руки маму…

«Я больше не буду, — хотела крикнуть она. — Я больше не буду». Но губы дрожали, слезы и сопли наполнили рот, и она только пускала пузыри — и носом, и ртом, тряслась, и никак не получалось слово: «Спасите!»

Да, она хуже всех, она — дрянь, она не слушалась — все правда! Но неужели ей дадут умереть?

— Я убью тебя! — взвизгнул папа.

Ужасно — он тоже плакал, и трудно было разобрать, говорит он: «убью» или «люблю». Похоже на «люблю», но любить-то не за что, и по голосу скорее «убью». Но ведь и убивать своего больного ребенка из-за яблок он, наверное, не будет.

— Йаубювас! — изо всех сил, как заклинание, прокричала девочка распухшими неудобными губами. — Йатожеубювас! Йаубювас!

— Ах, она еще грозится! — Мама с рычанием трясла ее, красную, слюнявую, мерзкую, вылупившую безумные глаза в слипшихся мокрых ресницах. — Нет, ты слышишь, она еще грозится убить! И убьет — чтобы ее хахали смогли обчистить квартиру! Тварь бесстыжая! Мразь!

— Змееныша вырастили! Старались! Недосыпали, кормили — и вот!.. — Мама зарыдала, и теперь плакали все трое.

Это невыносимо. Родители столько старались, столько вложили в нее денег и сил, и вот она обманула их, она умирает, и все труды их пропали. Им придется рожать новую девочку, а сейчас все так дорого, и они уже не такие молодые, чтобы заниматься с ней, и у них так много работы.

— Йаубювас… — булькала девочка: пожалуйста, скорее в больницу! Может быть, ее еще можно спасти.

— Это я убью тебя, своими руками! — Мама душила ее, а у самой текли слезы, и девочка готова была умереть немедленно, лишь бы родители перестали плакать.

В больницу ее отвезли только утром. Всю ночь она дрожала, зажав подушкой живот, раскачивалась, баюкая себя, и беззвучно шептала пересохшим ртом: «Я-люблю-вас-я-люблю-вас-я-люблю-вас-я-люблю-вас…»

Утром плакал уже только папа. Он бессильно поскуливал, кривя лицо, сморкался, пил воду. Затихал вроде, но горе распирало его, и он снова заводил тихо: «Ой-ой-ой…»

Будущая мама Магдалины молча обняла его. Теперь, когда она знала, что у нее рак, ей казалось странным, что она не заметила раньше, каким чудным стал живот.

Рассекреченный рак вовсю гулял внутри, бодал узкой башкой кожу, и девочка знала: в какой-то момент острая клешня вспорет ее и придется истечь кровью.

Когда хоронили бабушку, соседка спросила о чем-то на ухо тетю Фаю, и та прошептала:

— Рак.

— Очень мучилась?

— Еще бы. Последнюю ночь криком кричала, бедная.

Пока можно было терпеть. Да и смерть уже не казалась страшной — девочка устала бояться. Главное — выдержать ту самую последнюю ночь, а там все кончится.

Девочка понимала: папе очень жалко ее. Совсем недавно рак убил его маму, а теперь добрался до дочери, а она еще обижалась на то, что ей так строго запрещали есть яблоки.

А ведь бабушке он сам давал яблоки: счищал кожицу, резал на кусочки и клал прямо в рот. Наверное, тогда не знал еще, что яблоки — яд.

Кроме папы, девочку никто не жалел. Мама швырнула ей одежду, выволокла, подгоняя тычками, на улицу, хотя будущая мать Магдалины почти бежала и так.

В больнице было здорово. Как в кино. Красивая медсестра кричала на бабку, по виду — ведьму. Та в ответ стучала палкой о стену, а потом грохнулась на пол. Растрепанная — тоже красивая — женщина с длинными черными волосами катила носилки на колесах и громко выла: «А-а-а-а-а…», выпучив глаза. В носилках кто-то лежал, укрытый до подбородка грязной простыней, с него крупными кляксами на линолеум капала кровь. Простыня топорщилась на груди лежащего, не иначе как там был воткнут нож.

У будущей мамы Магдалины аж дух захватило, она таращилась на загипсованных, перевязанных, окровавленных, хрипящих… На каталки, на капельницы, на рослых мужчин и загадочных женщин в белой форме. Она даже забыла, что у нее рак.

Ее повели по длинному коридору вдоль кровавых клякс, кое-где уже смазанных. Кровавая дорожка шла до космических дверей лифта; внутри лифт был похож на отсек орбитальной станции, в котором кого-то убили, — здесь кровь натекла целой лужей.

А потом все опять стало очень плохо.

Злющий врач с волосатой шеей и волосатыми руками велел ей залезть на высокое странное кресло. Девочка вскарабкалась по приступочке и робко села на холодный клеенчатый край. Сидеть было неудобно из-за глубокой полукруглой выемки.

— Ложись! Ложись! — крикнул злющий врач с другого конца кабинета; он мыл руки и натягивал резиновые перчатки.

А как ложиться? На спину или на живот? Наверное, смотреть ей будут заболевший живот, тогда ложиться нужно на спину. Но как? Девочка примерилась, пристроила голову в полукруглую выемку, вытянула ноги по спинке кресла и вцепилась в металлические поручни. Вроде бы получилось удобно, только голова чуть провисала.