Борис Письменный
Берка - американец
Если вас что интересует, не надо никого слушать, доверяйте только себе, попробуйте на зуб и разберитесь, что почем. На худой конец можно послать вместо себя верного человека - такого, который 'а-менч'. Я не посылал, конечно, Берку в Америку. Было бы наглостью сказать такое. Пригласила его туда двоюродная сестра, но и она, собственно, не посылала. В Союзе, как известно, послать, да еще так далеко, может только компетентный орган.
Мой дядя Берка живет в Рогалеве, где и работает в качестве как зубной протезист. Он - по линии моей матери, а сестра, что в Америке - по линии его матери. Здесь, имейте в виду, две разные линии: первые Липкины, вторые Пумпянские. Не хочу отвлекаться, но замечу, что, если в Берке, есть хоть что-нибудь от наших Липкиных, он просто не может быть плохим зубником. Он как раз и есть тот самый надежный а-менч и на него можно положиться. А
то, что он выбирал жену до сорока лет, наоборот, делает ему честь: теперь у него - цветущая жена, ребенок пошел в школу, Берка не торопился и все имеет.
- Быстрая вошка - первая на гребешке, - говорил старый парикмахер Мотл, хотя и по совсем другому поводу.
Короче, Берку послали в Америку, когда ее еще никто нюхом не нюхал. Это теперь, в 75-ом, кое-кто уже съездил, или прочитал письмо и все стали большие
знатоки. Я же передаю все слово в слово, как это было рассказано вначале, а как это есть теперь - знаю, вы можете мне рассказать сами.
Вернулся Берка в праздники или сразу после Пейсах, еще на столе все стояло: свекольник с черносливом и сладкая пейсаховка в графине и маца. За окном еще висели в сетке две кастрюли фаршированной рыбы - не знали куда девать.
Прав был отец, предупреждал - Зачем такой пуц-парад, зачем столько фаршировать, себя истязать? Коту под хвост попадет - пропадет...
- Главное, не волноваться, - отвечала мама. Завтракала и ужинала кушала одну рыбку. Конечно, не лучшие куски - лучшее для себя жалела сначала слабую и подпорченную, потом ту, что подпортится позже. Угощала желающих на работе и те, даже гои, хвалили. - Фиш не пропадет, - говорила мама и тоже была права.
Берка останавливался не у нас, а тети Сони с дядей Сашей на соседней улице. Они и привезли его поздней ночью из аэропорта. Такой был усталый - не мог слова сказать.
Наши столько времени ждали, не расходились, нудили и приставали:
- Что Америка? Как Америка?
Засыпая, не открывая глаз, Берка сказал только одно слово:
- Шумно. В Америке - шумно!
На другой день родственники пришли повидать Берку. Сели пить чай, терпеливо ждали, что расскажет. Даже телевизор сделали потише.
Берка был в золотой блестящей рубашке из стопроцентного нейлона, вовсю улыбался и курил, хотя давным-давно бросил. Я думаю, его там угощали в
Америке, он втянулся обратно. Гости качали головами и говорили:
- Берка наш - американец!
Одна тетя Песя сказала, что он измотался и почернел. На нее сейчас же зашикали, указывая на рубашку - Э, где вы видели золотую рубашку? Много таких видели?
- Рубашка красивая, - соглашалась Песя.
Потом начался полный гвалт и бардак: одни хотели спрашивать вопросы, другие - просили - Дайте же человеку слово сказать!
- Хорошо, - начал Берка. - Про самолет хотите слушать? На самолете он летал первый раз в жизни и, надо же так - сразу в Нью-Йорк, на ПанАмерикан.
- Самолет - ничего страшного нет. Не тошнит, не верьте. Все, что давали, я чистенько скушал. Но скучновато. Лететь скучно. Мне еще повезло: рядом оказался еврей из Ташкента, было с кем слово сказать. Он и раньше летал на этой линии и знал, как попросить вина. Сиди, пей себе на здоровье, Если хочешь.
Мы, конечно, хотели. Мы брали и пили. Почему нет, раз бесплатно. Дают вино, давайте вино, а в остальном - ничего особенного. Скучно. Радио у них в наушниках по-английски, ничего не переводят. Кругом - одни иностранцы, не с кем нормально поговорить. Платишь за билет немалые деньги и сиди сиднем, как истукан. В поезде хотя бы, знаете, за окном виды, а тут - совсем ничего, одно небо. Скучно.
В Амстердаме была остановка. Выходи в фойе, разминайся, пей прохладительные напитки. Опять даром, пей, покуда не лопнешь. Там я первый раз увидел заграницу. Не знаю почему, но я видел ее только там и больше нигде. Я еще, помню, сказал себе: - Какой чудесный аэропорт! Какая чудесная заграница! И все. Больше я ее не видел нигде. Даже в Америке.
Там же, в Амстердаме были первые цурес - в наш самолет попал другой экипаж, некоторые пассажиры, по-моему, перепутали свои места и прокрались незнакомые
люди. Возможно безбилетники, не мое дело. Битком самолет. Теперь кругом меня сидели эти - неизвестно кто, они смеялись мне в лицо и болтали без передышки. 'Мишигас' - сами говорят и сами же смеются. Мне то что - я не понимаю ни слова. А лететь еще было долго - часов семь, полный рабочий день в нашей зубопротезной клинике. Я совершенно не знал, куда себя девать. Они устроили себе кино, прямо в проходе. Это опять без перевода, очень мне это нужно! Я пошел в хвост и нашел моего ташкентца. Мы хотя бы могли по-человечески говорить, и ходили друг другу в гости.
