Вырваться из города, вот чего ей хотелось. Уехать из этого места, ставшего таким чужим. Вырваться из атмосферы, сгустившейся за последние полгода до такой степени, что уже и не вздохнуть было. Уехать подальше и подольше, а если уж совсем откровенно, то навсегда. Почему бы и нет? Когда тебе двадцать пять лет, а у тебя ни семьи, ни детей, тогда имеется полная свобода в выборе того, куда двигаться дальше. Вот только куда?
Когда-то ради этой свободы она готова была горы свернуть, готова была лгать, притворяться, изображать то, чего нет и быть не могло. И вот теперь она получила все, что желала. И даже больше желаемого. Та самая свобода была предоставлена ей во всей своей полноте. Действительность оправдала самые смелые ее надежды. Но что дальше? Полнейший тупик и неопределенность.
Тряхнув головой, Таня попыталась отогнать от себя мысли, все последнее время кружащиеся у нее в голове, словно стая ворон.
– Пошли прочь! – прошептала она им сердито. – Не до вас мне! Потом о вас подумаю!
Вроде как подействовало, ворон в голове стало поменьше. Да и выглядеть они стали как-то нерешительно. И каркали не так громко, и отношения между собой выясняли не так ретиво.
Чтобы закрепить успех, Таня решила еще сильней отвлечься, для чего посмотрела в окно автобуса.
Был уже вечер, зимой темнеет быстро, и в городе Таня ничего примечательного из своего окна обычно не видела. Но тут было совсем другое! И сердце у девушки застучало быстрее.
До чего же за окном было красиво! Вид был на диво хорош, словно на новогодней открытке, которую они с бабушкой в Танином детстве ежегодно получали с поздравлениями от ее двоюродной сестры. Это была одна из немногих доступных им в жизни радостей, а сестра, словно догадываясь, всегда старалась выбрать открытку понарядней.
Точно, как на ней, сейчас перед глазами у девушки серебрился недавно выпавший снег. Переливался, искрил, лежа снежным пушистым покрывалом. А сверху на все это великолепие светила большая бело-серебристая луна.
– В городе такой красоты нипочем не увидишь!
Таня невольно вздрогнула. Голос был громкий и незнакомый.
Ах, это не к ней обращаются. За Таней в следующем ряду сидел пожилой дяденька, который произнес эту фразу, обращаясь к своей супруге.
Но той было не до снега, она деловито пересчитывала банки, которые стояли у нее в ногах в сумке.
– Как думаешь, грибов не мало мы взяли? – озабоченно обратилась она к мужу. – Тете Лене, дяде Толе, ребятам по баночке, а что на стол поставить? Я всего пять банок захватила.
– Что? У них грибов своих нет?
– Таких, как ты в этом году собрал, нету! Они даже в хороший год все подряд метут, и переросшие, и червивые. Видела я, как баба Галя свое грибное ассорти солит. Лучше бы уж и не видела!
– Так все плохо?
– Думаешь, чего она грибы так мелко крошит? В крошеве ни черви, ни старые грибы не разобрать.
– Вкус все равно не тот.
– Да разве она понимает вкус настоящего гриба! Всю жизнь так солит, ей и нормально. Другой бы отведал, так мигом ласты склеил! И ведь сколько людей ее грибами травилось, а бабе Гале хоть бы хны! Это не мои грибы виноваты, это они что-то другое поели. Я, говорит, всегда сама свои грибочки ем и все со мной прекрасно. И ведь не возразишь! Действительно, ест, и действительно, все у нее прекрасно.
– Живехонька наша баба Галя, – проворчал мужик. – Дай бог так каждому!
Таня поежилась. Отчего-то ей стало холодно, хотя в автобусе жарко топили. Наверное, виноваты были воспоминания, столь внезапно на нее нахлынувшие.
Но тетка позади нее не унималась:
– Вот ты, Сереженька, у меня молодец! – воскликнула она. – Ты всегда отличные грибы собираешь. Молоденькие, шляпка к шляпке, ножки упругие, чистые, берешь и удовольствие от одного взгляда на твой гриб имеешь.
– Хочешь, чтобы и они попробовали, что такое настоящий маринад из молоденьких маслят? – уточнил муж.
– Хочу! Хочу, чтобы они все там обзавидовались, какой у меня муж замечательный!
– Ну а лисички пополам с белыми захватила? – тоже вошел в интерес супруг.
– А как же! Две банки! И подосиновиков, крепких, каменных, куснешь, а он словно мячик каучуковый. Объедение! То ли их сопли из переспевших подберезовиков, которые они каждый год на стол выставляют. Бэ-э! Один раз взглянешь, вся охота к грибам пропадет на всю жизнь. Это же я только с тобой толк в грибах поняла, а в детстве я их на дух не переносила. Сколько раз в меня баба Галя грибы пихала, а я их есть не хотела. Теперь понимаю, почему так было. Спасибо, хоть не отравилась.
– А дядя Толя твой пару раз в больницу с отравлением ездил.
– Еще бы! Бабка Галя грибов у дороги наберет, помоет, порежет, посолит, лучком, маслицем сбрызнет, кушайте, дорогие гости. Даже не отварит, ничего! И ладно бы грибы были хорошие, а то неизвестные какие-то, она говорит, рыжики, да какие там рыжики, ножки тонкие, мякоть на изломе не синеет, разве что цветом шляпки у них немного похожи. Их бы хоть отварить, нет, она прямо так сырыми режет. Рыжики ведь, по ее мнению! А рыжики не варят!
– Рыжики не варят, – согласился муж.
– Так не рыжики это вовсе у нее! – продолжала кипеть праведным негодованием супруга.
