Жаба поднял нас ни свет ни заря — в одиннадцать часов утра. Мы как раз накануне отыграли концерт на корпоративе и, судя по рожам моих друзей, больше похожих, как говорил мой дед, на жёваную промокашку, детали сего мероприятия в их патлатых головах не отложились. Жаба, Степан Михалыч, наш продюсер, получивший подпольную кличку за жуткое жлобство и одутловатую, вечно недовольную физиономию, взирал на нас с видом разочарованного родителя.
— Какого хрена? — выразил общее мнение наш басист, Зверь. Прозвище полностью отражало его натуру: Витёк был дик и необуздан как на сцене, так и в жизни, и весьма скор на расправу. Когда он пребывал в раздражённом состоянии, то лишний раз драконить Витю не рисковала даже я.
— Ранняя пташка съела червячка, — наставительно поднял вверх палец Жаба. Он вообще любил цитировать всякие пословицы и народные мудрости. То ли считал, что так выглядит солидней, то ли свои мысли были в дефиците.
— Ага, а раннего червячка схарчили, — напомнила я о другой стороне медали.
Нога затекла, спина болела, а всё почему? Потому что спать надо в кровати, а не развалившись в дрянном кресле захудалого гостиничного номера. Жаба опять решил сэкономить и снял для нас один номер на пятерых. С одной стороны, цена, которую запрашивали за эту халупу, была явно завышена и тратить лишние деньги никто не хотел, а с другой всех уже изрядно достали эти пионерские ночёвки в спальниках. Единственная кровать, которую ребята честно мне уступили, так воняла дешёвым стиральным порошком, что после моего отказа занять её рискнул только Витя. И, судя по его недовольной роже и постоянным почёсываниям, он уже жалел о своём решении.
— А ты вообще не умничай, — Жаба с готовностью переключился на меня. — Вместо того, чтобы тусоваться тут с этими бухающими обалдуями, лучше бы сходила в спа-салон, привела себя в порядок. Мне твою рожу ещё продавать, между прочим.
— Не надо меня продавать, — возмутилась я. — Ни в расчленённом виде, ни целиком.
— Да кто тебя такую купит, — горестно отмахнулся продюсер. — Хоть бы сиськи себе нарастила, чтоб публике было на что посмотреть. Я и операцию оплачу, — с надеждой завёл старую пластинку Михалыч, за что был немедленно послан в давно известном и хорошо изученном направлении.
— Да что ты к ней пристал-то? — подал голос Чарский, наш неформальный лидер, соло-гитара, бэк-вокал, а также «глас народа» по бытовым и денежным вопросам и чемпион по поглощению алкоголя. Его тощая, покрытая татуировками рука, похожая на паучью лапу, высунулась из-под разложенного на полу спальника, вмещавшего Чарского, его сапоги-казаки и, судя по стеклянному дребезжанию, опохмелку. Рука нащупала край одеяла, явив нам помятую физию Юрика.
— Ты, Михалыч, с попсой переобщался, — Чарский встал и, не обращая внимания на Жабу, подошёл к зеркалу.
— Ну и рожа… — Юрка брезгливо скривился, глядя на своё отражение. — Так вот, Михалыч, мы — рокеры, можно сказать, последние из могикан уходящей эпохи настоящей рок-музыки. А ты хочешь, чтобы у нас со сцены вместо текста сиськи из декольте выпрыгивали. Давай уж определяйся, что тебе нужно: рок или стриптиз…
— Одно другому не мешает, — сварливо ответил Жаба, но вопрос хирургического вмешательства в творческий путь группы отложил до лучших времён.
— Хорошо, — Чарский брякнулся на пол рядом с моим креслом и недовольно воззрился на Жабу. — Переходим к следующему вопросу: какого рожна ты нас поднял в такую рань? Мы, бляха-муха, вчера на этом корпоративе грёбаном до двух ночи лабали, потом квасили, а ты подрушлять спокойно не даёшь! Мы такими темпами ласты склеить можем, дядя! — в переводе на человеческий язык это означало, что отыграв до двух на сцене, мы отметили успешное выступление и теперь искренне хотим спать. — Будешь себе новых питомцев искать. Короче, если не концерт какой — делов сегодня не будет. У нас вон башки с бодунца трещат так, что на улице слышно. Вить, пихни Гарика, а то всю веселуху проспит!
— Я не сплю, — не открывая глаз, отозвался наш ударник. — Просто чего зря воздух сотрясать? Михалыч, Юра дело говорит. Ты лучше башли отсчитай, что нам причитаются, и дай оклематься. Лично я, например, вообще вставать минимум до обеда не намерен.
— Всё вам деньги подавай, — при мысли, что надо отдать кому-то денег, у Жабы разом начинали болеть сердце, желчный и геморрой. — И думать не хотите, как их заработать. Я тут кручусь, как пчела, договариваюсь, ищу для вас интересные предложения, а вы… — Михалыч тяжко вздохнул и обречённо махнул рукой.
— А мы, — согласно закивал Чарский. — Гады-сволочи-паскуды, ага. Михалыч, ты это, говори, да не заговаривайся, лады? Ты на нас бабло рубишь, как Карабас, мать его, Барабас, так что не изображай благодетеля при тунеядцах, ага?
Справедливости ради, тут Юрка сильно преувеличил. Записанный на дешёвой аппаратуре альбом продавался, мягко говоря, плохо, только среди городских поклонников группы, а основной заработок мы получали с живых выступлений на корпоративах, свадьбах и прочих городских мероприятиях. Ясное дело, народу наше творчество было как-то по барабану, но с живой музыкой в нашем захолустье дефицит, а всем хотелось выпендриться, так что кочевали мы с юбилея Фиделя Рачиковича на свадьбу Асгхал Епрекян, а потом мчались на корпоратив ООО «Рога и копыта». Исполняли в основном древние хиты, перешедшие в разряд общественного достояния и не охраняемые авторскими правами, но и песни нашего сочинения имели успех у публики. Правда исполняли мы их в основном во второй половине вечера, когда набравшаяся до полного изумления публика уже плевать хотела, что слушать и под что танцевать. Душу отводили на местечковых концертах, но сборов с таких хватало аккурат на дорогу, жратву и скромное празднество по его окончанию, а кушать хотелось каждый день. Собственно, если бы мы в лихой час не встретились с предприимчивым Михалычем, не видать бы нам и того. Как водится у большинства музыкантов, творчество у нас плохо совмещалось с предпринимательством, да и не было в нас той деловой хватки и торговой жилки, так что Михалыч стал для нас хоть и сомнительным, но спасением. Да и мы для него тоже: в наш век растущей безработицы бывший работник городского дома культуры не мог рассчитывать на нормальную должность. А тут он набрал себе четыре коллектива разной музыкальной направленности и вовсю крутился, обеспечивая нас работой, а себя процентами. Так мы и жили, без особой любви, но с чётким осознанием взаимной необходимости.
