Гудение, монотонное и однообразное, лишь временами переходящее в тонкий писк, темнота. Звук присутствовал, а вот света не было. Меня мало волновало, почему вокруг темно, и слабо интересовало, откуда идет гул. Я не задумывался над тем, где я и кто я, не пытался разобраться в ощущениях. Даже не наблюдал – просто был.
Спустя вечность появились какие-то светлые пятна, а за монотонным гулом начала угадываться музыка – что-то нейтральное, классическое, напомнившее утренники в детских садах и передачи по проводному радио. Я вспомнил радио, детский сад и впервые задумался о времени. Начал рассуждать о том, где нахожусь, что происходит вокруг. Понял, что дышу и совсем не слышу запахов. Кажется, у меня онемели руки и ноги… Я попробовал пошевелиться и потерял сознание.
Очнулся я на странной кровати, в большой комнате с голубоватыми стенами и белым потолком. Вокруг – никого. Дверь в комнату была закрыта. Я сел и огляделся. Похоже, больничная палата… А одежды на мне не оказалось. Незадача…
Другое оказалось важнее. Внезапно я осознал, что должен был умереть. И даже, может быть, умер. Но нет! Ведь я нахожусь здесь и сейчас, и не в бестелесном облике – руки, ноги на месте, да еще и прекрасно меня слушаются. Значит, все-таки не умер. Значит… Люди не умирают никогда?
Умозаключение было не слишком логичным, но показалось мне единственно верным и таким радостным, что я невольно улыбнулся. Я жив. Нет боли. И смерти тоже нет.
Может быть, мне снится сон? Но и сон должен иметь свою причину, а главное, логику событий. Я потянулся и нажал на кнопку вызова врача над кроватью. Не похоже было, что она сработала, – ни щелчка, ни звонка, да и удалось ли мне сдвинуть красный «пятачок» с места, вдавить так, как надо? Спустя несколько секунд дверь отворилась, на пороге появился молодой человек в белом халате.
– Здравствуйте! – врач улыбнулся широко, но несколько равнодушно. – Хорошо, что вы очнулись.
– Да, – согласился я.
– Пить?
– Нет, спасибо.
– Хотите увидеть сына?
– Конечно.
– Он подойдет через час. А сейчас вам принесут одежду и накормят, если вы голодны.
Непонятно, почему Никиту нужно ждать час. Вернее, странного в этом ничего нет – сын может быть занят, не должен же он дежурить у моей постели все время… Только почему доктор сразу спросил, хочу ли я его видеть, если в ближайшее время Никита не появится? Да и уверенность, с которой эскулап говорил о предстоящем визите сына, настораживала. Словно все было спланировано заранее, Никита ожидал моего пробуждения, а потом отложил встречу – именно на час. Зачем? Я беспокоился не о себе, а о сыне. С ним что-то произошло? И где я все-таки нахожусь?
* * *
Одежда, которую мне выдали двое неразговорчивых молодых людей в зеленых халатах, оказалась без швов. Не хлопок, не лен, а синтетика, но синтетика приятная, словно бы натуральное волокно, а не резина. Размер подошел как нельзя впору, вещи были совсем новые. А где же моя старая одежда? Вопрос почему-то сильно взволновал меня, хотя я совершенно не помнил, в какой одежде был перед тем, как попал сюда, не говоря уже о том, что случилось до этого.
Как только я оделся, доктор предложил выйти и подождать Никиту в саду. Выписывают?
Еще один холл – окна в нем были стрельчатыми, в них сияло яркое синее небо, – серебристая пластиковая дверь, и мы оказались в зарослях вечнозеленых кустарников, названия которых я не знал. Посреди небольшого дворика, ограниченного с трех сторон стенами здания, а с четвертой – глухим серым забором, росла магнолия с тяжелыми маслянистыми листьями. Я сел на лавочку, а доктор ободряюще улыбнулся и ушел, не прощаясь.
Воздух во дворе был ароматным и теплым. Едва слышно пах спрятавшийся в листьях огромный цветок магнолии. Откуда-то доносился запах свежескошенной травы. Я задумался о времени года – что сейчас: лето, весна? И когда я потерял счет времени? Даже думал, что умер? Вспоминалось плохо. Наверное, я долго и тяжело болел. Но почему сейчас чувствую себя хорошо, если не сказать отлично? Мышцы словно накачали энергией, дышалось легко, настроение было прекрасным.
Кусочек неба, видимый из сада, сиял пронзительной голубизной. Два облачных следа поднимались от земли почти отвесно, чуть наклоняясь в вышине. Дым от костров? Нет… Похоже на инверсионный след самолета, только самолеты не стартуют с земли, как ракеты, отвесно вверх. А ракеты не оставляют таких следов.
Скрипнул гравий на дорожке. Я посмотрел туда и увидел Никиту. Совсем молодой, почти мальчик. Нет седины в волосах, нет морщин – словно ему двадцать лет.
– Папа! – Губы сына дрогнули.
– Никита!
Я без труда поднялся ему навстречу – и вспомнил, что в прошлый раз при встрече с ним мне пришлось опираться на палку.
