В столовую Рябинин ходил редко: или был выезд на происшествие, или никак не кончался тягучий допрос, или просто забывал. Спохватывался к концу дня, когда гастритная боль начинала выедать желудок. Тогда шёл в буфет, пил стакан тёплого молока и уже терпел до дому. Столовую он не любил за вечный смрад, неторопливые очередишки и красную подливку, от которой у него сразу начиналась изжога. Но в последнее время ему здесь стало нравиться. Он вдруг понял, что столовая — это не только еда, но и возможность отключиться на полчаса от протоколов, кодексов и допросов. Спокойно позвякивают вилки-ложки, сзади обязательно щебечут о пустяках девушки, чуть пáрит очки, и запах печёных булочек кажется уютным, домашним, из детства, каким, видимо, он кажется тем, кто вырос в провинции.
Рябинин взял поднос и пристроился в очередь за мужчиной, которого с затылка не сразу узнал. Прокурор обернулся:
— Прочёл вашу статью, Сергей Георгиевич.
Она была опубликована в «Следственной практике», где пролежала почти год, и у Рябинина к ней пропал всякий интерес.
— Ну и как? — осторожно спросил следователь.
— Мне понравилась. Я и не знал, что вы балуетесь психологией.
— Верно, балуюсь. А баловаться нельзя.
— Почему?
— Ею надо заниматься серьёзно.
— Ну, это специалистам.
— Нет, Юрий Артемьевич, всем.
Прокурор внимательно посмотрел на следователя и свободной рукой пригладил седоватые жёсткие волосы, похожие на чуть распрямлённую металлическую стружку.
— Зачем?
— Любой человек с утра до ночи пользуется психологией. А нужно знать то, чем пользуешься.
Теперь Юрий Артемьевич обхватил пальцами крупный нос и слегка его пошатал, словно пробуя на прочность. Эту привычку уже все знали — так прокурор начинал думать.
— По-моему, вы преувеличиваете значение психологии.
Стук посуды сделался навязчивым. Пропали домашний уют и спокойный парок на очках. Рябинин понял, что сегодня в столовой не расслабиться. Нужно обедать одному. Для него любой разговор, самый никчёмный, требует душевных сил. За свою жизнь не научился он болтать, как эти девушки за спиной. Разговор же о психологии — особый.
— Человек ведь общественное животное, Юрий Артемьевич. И что бы мы ни делали, мы всегда решаем психологические задачи. Чаще всего автоматически.
— Во время работы, разумеется?
— Нет, всегда.
— Допустим, в транспорте я молчу и еду без всякой психологии, — улыбнулся прокурор.
— Да, но вы слышите, видите и думаете. Чтобы вас не толкнули и самому чтобы не толкнуть. Почему этот сидит и не уступает место тому. У него внешность такая, а у этого совсем другая. Этот нравится, а тот нет. Один говорит об одном, второй о другом. Всё это в минуты, в секунды. И так каждый из едущих. Сложнейший психологический клубок.
— Ну, мы-то с вами, надеюсь, стоим и просто беседуем.
— Не просто, Юрий Артемьевич. У нас с вами идёт психологическая борьба.
— Я об этом как-то не думал.
Об этом как-то не думают. Думают о делах. О рублях, тоннах, метрах и процентах, полагая, что жизнь состоит из них. Но жизнь прежде всего состоит из человеческих отношений.
Они сели за стол. Рябинин нехотя взял ложку. Аппетит пропал. Он даже не мог понять — почему. Видимо, его организм уже настроился на схватку и отключил желудок. Зря отключил — предстоит сидеть до восьми. Но прокурор от схватки уклонился. Если оттого, что не думал о психологии и ему нечего было сказать, — разумно. Если же уклонился, как это часто делали другие, опасаясь рябининской вспышки, тогда обидно. Вот почему пропал аппетит.
— Статья понравилась, — повторил прокурор, — но я не согласен, что не бывает безмотивных преступлений.
— Мотив всегда есть, — убеждённо ответил Рябинин.
— Психологи же не отрицают бессознательное, подсознательное или как там… А если оно есть, то и безмотивные действия есть.
— Что вы имеете в виду? Я, Сверх-я и Оно Фрейда? — осторожно спросил Рябинин.
— Чёрт его знает, что я имею в виду, — улыбнулся Юрий Артемьевич и тут же объяснил на примере, что он имел в виду: — Вот я взял молочный суп, сырники и сметану. Глупо, ведь всё молочное. Пример типичного безмотивного поступка.
— Желудок болит?
— Да нет.
— А чем вы завтракали?
— Жареной колбасой.
— Понятно, — усмехнулся Рябинин. — Ваш желудок не хочет больше мясного, а хочет молочного. Но мы с вами путаем причину и мотив.
Прокурор с интересом воззрился на обед следователя. Рябинин смущённо завертел ложкой, словно искал в тарелке мясо: он взял молочный суп, сырники и сметану.
— Тоже завтракали колбасой? — полюбопытствовал Юрий Артемьевич.
— Нет. Так просто… Я всегда беру, что берёт впереди стоящий.
Интерес Юрия Артемьевича заметно усилился. Рябинин подумал, что прокурор может посчитать его подхалимом, и объяснил:
— Жена велит.
— Понятно, — сказал прокурор, делая вид, что ничего в этом нет: велит так велит.
Рябинин не очень любил распахнутых людей. Человек, который говорит всё, что думает, как правило, ничего особенного не думает. И всё-таки сам частенько приоткрывался, потому что хитрость считалась качеством последним. Сейчас можно отделаться шуткой. Можно и промолчать. Но Рябинину нравился этот человек с ровным голосом, открытым лицом и смешной привычкой пошатывать нос.
