– Глупый.
И было в этом определении столько неподдельной печали, что мне не оставалось ничего, кроме как заткнуться по данному поводу.
Оставалась стая. Перепуганная, глухо порыкивающая и растерянная.
Надоели вы мне, гопники начинающие...
– Валите отсюда! Ну! – топнул ногой.
Разумные твари уходили медленно, пятясь и мешая друг другу. Всё ждали, когда выстрелю. Но вот одна достигла спасительного угла дома, потом другая, и через секунду они все исчезли из виду. Только топот слышался.
Осмотрел Зюзину шею. Пёс её не порвал, но прокусил в паре мест довольно сильно. Как бы столбняк не словила... хотя, на бешеного этот тварный отморозок вроде не похож был. Ладно, будем верить в хорошее.
И снова перекись, и снова вата, и снова стрептоцид...
– Рося! Ты тут?
Тихое поскуливание прямо у левой ноги. Ай молодец, так и не отстала! В глаз не смотрит, хвост опущен, уши не торчком, как обычно, а вялыми лопухами. Присел, положил ей руку на голову, погладил.
– Не расстраивайся. Ты не виновата. Так получилось...
***
Вот только маленькая разумная так не считала. В следующие дни я её практически не видел – она без устали рыскала по окрестностям, с моего разрешения занялась охотой и постоянно приносила что-то съедобное или полезное. То размокший от слюны коробок спичек притащит, то ложку, то фазана какого...
Вечером укладывалась отдельно, стараясь не встречаться со мной взглядом.
– Почему Рося так странно себя ведёт? – не выдержав такого игнор-режима, поинтересовался у добермана. Она к ней поближе, может, и знает что сокровенное.
– Ей стыдно. Мы могли попасть в беду из-за её разговоров с другими разумными. Она им... сказала, что всегда хорошо кушает и что люди могут носить запас еды с собой. Очень удобно.
– Похвасталась, получается...
– Да. Она не думала, что другие захотят отобрать всю нашу еду. А теперь думает, что она глупая и ненужная. Что от неё только неприятности. Переживает.
– Чепуха какая... – отмахнулся я. – Ты ей объясни как-нибудь по вашему, доступно – на неё никто не злится.
– Объясняла. Не соглашается. Говорит, прощение надо заслужить и показать, что она умная и полезная.
– Ладно, сам попробую.
Надо признать, у меня тоже ничего не получилось. Я честно поговорил с собачкой на одном из привалов, и вроде как она даже согласилась со мной, но холодок между нами никуда не делся. Рося по-прежнему вела себя отстранённо, при этом всячески стараясь угодить и мне, и Зюзе.
Никогда бы не подумал, что она такая мнительная и в своей ушастой головке раздует случившееся до невообразимых размеров.
Посоветовавшись с доберманом, мы решили делать вид, будто ничего не произошло и всячески хвалили, подбадривали нашу маленькую спутницу по поводу и без. Подействовало. Собачка понемногу оттаяла и перестала нас дичиться.
Пока мы решали эту моральную драму, неожиданно выяснилось, что до базы с её ангаром и вагончиками осталось не более суток пути. Разумные попали в знакомые места и теперь уверенно вели меня, не особо выбирая дороги. По заверению Зюзи, я должен был выйти к нашему общему дому завтра к обеду.
От таких известий настроение поднялось у всех, особенно у маленькой разведчицы. Ей очень хотелось повидаться со своими разумными друзьями, живущими в окрестностях, и первой проведать Мурку.
– Да ладно, дойдём мы без тебя, беги! Заодно и осмотришься. Только осторожно! – расположившись на ночлег, отпустил я Росю, чем снискал молчаливое одобрение добермана.
Ту как ветром сдуло, даже на ужин не осталась.
***
– Она не пришла, – недовольно заметила Зюзя, шумно втягивая носом воздух. – Она хотела нас встретить тут. Так сказала вчера.
– Да мало ли, почему задержалась. Может, устала и спит где-нибудь под кустом.
– Днём? Когда её ждут? – скептически уточнила моя спутница, и я не нашелся, что ответить. – Нет. Я не верю.
Места вокруг были насквозь знакомые. До базы оставалось километров семнадцать; до мёртвого посёлка, откуда меня, казалось, целую жизнь назад увезли на УАЗике в Фоминск, немного меньше – километров пять. Вроде как уже и дома...
– Ну давай подождём...
– Зачем? Я слышу, где она шла. Пойдём за ней и всё узнаем...
***
...Мы нашли Росю у одного из поселковых домов, рядом с распахнутой входной дверью в подъезд. Мёртвую...
Она умерла не сразу. Кровавый след из полутёмного подъезда тянулся наружу по старому, щербатому бетонному полу от самых ступенек. Около полутора метров проползла, прежде чем уйти на радугу. Вроде бы и маленькое расстояние — два моих нешироких шага, а для неё самый тяжёлый путь длиной до конца жизни.
Обмякшая, беззащитная, Рося лежала тельцем на улице, а непривычно спокойный, точно не её хвостик — на порожке входа в дом. Подъездная дверь не закрылась — упёрлась своим бездушным, холодным углом в бок разумной, словно не хотела выпускать раненую к последним в её жизни солнечным лучам.
Присел, приложил руку к собачьей головке — холодная. Наверное, в этом не было такой уж большой необходимости — кровь успела местами подсохнуть, да и характер ран, и посеревшая от пыли шерсть, и тяжело гудящие, вездесущие мухи, деловито суетящиеся вокруг, указывали на то, что больше ей никогда не охотиться в этом мире. Но я не мог не убедиться в случившемся. Не хотел довольствоваться очевидным, должен был сам, своими руками лишний раз проверить, пощупать, поискать в своей неразговорчивой подруге остатки жизни.
