Звук падающих вещей - [39]

Теперь ей надо было сесть в желтый автобус с непредсказуемым расписанием и остановками в самых неожиданных местах, затем пробиться локтями сквозь чечевичную кашу пассажиров. «Задача очень простая, – написала она об этом. – Только потом нужно суметь вовремя выйти».

Спустя полчаса Элейн должна была оказаться у алюминиевого турникета (она научилась открывать его бедром, не используя рук) у заднего выхода и выбраться из автобуса, постаравшись при этом не захватить с собой двух-трех пассажиров, которые висели одной ногой на подножке. Все это, конечно, требовало навыка, и в первую неделю было обычным делом проехать один-два километра дальше нужной остановки и появиться в здании ЦИАУК мокрой после прогулки по незнакомым улицам под настойчиво моросящим дождем, через несколько минут после звонка на уроки, которые начинались в восемь утра.

Центр исследований американского университета Коломбо (ЦИАУК): длинное претенциозное название для нескольких переполненных комнат, куда торопилась Элейн Фритц. Ее однокурсниками на этом этапе обучения были такие же двадцатилетние американцы, как она, уставшие, как и она, от своей страны, от плохих новостей из Вьетнама, Кубы, Доминиканской республики, им надоело начинать дни в банальных разговорах с родителями и друзьями и ложиться спать, зная, что они только что стали свидетелями уникальных и печальных событий, которые сразу же будут вписаны во всемирную историю позора: вот выстрелом из короткоствольной винтовки убит тот-то, от взорвавшейся под автомобилем бомбы погиб другой, от взрыва другой бомбы в почтовом отделении умер третий, вот очереди полицейских автоматов прервали жизнь четвертого. В то же самое время продолжали привозить гробы американцев после каждой вьетнамской операции с безобидными и причудливыми названиями.

Появлялись все новые свидетельства о расправах американской армии над жителями вьетнамских деревень, одни новости о варварстве вытеснялись другими, известие об очередном изнасиловании можно было легко заменить другим изнасилованием, о котором все уже успели забыть. Да, так и было: в их стране люди просыпались, уже не зная, чего ожидать, какую новую злую шутку сыграет с ними история, какой очередной плевок они получат в лицо.

Как все это случилось с Соединенными Штатами Америки? Элейн задавала себе этот вопрос на разные лады тысячу раз на дню, он витал в воздухе классных комнат над светлыми двадцатилетними головами и на переменах тоже, на обедах в кафе, по дороге в кварталы, где работали ученики-добровольцы. Соединенные Штаты Америки: кто вас испортил, кто виноват, что разрушена «американская мечта»? Элейн думала об этом: вот от чего мы все убежали!

С утра шли занятия по испанскому языку. Четыре долгих часа, после которых болели голова и плечи, будто она работала носильщиком, Элейн разгадывала тайны нового языка с преподавательницей в сапогах наездницы и водолазке, делавшей ее похожей на черепаху; это была сухая, изможденная женщина, которая приводила на занятия своего трехлетнего ребенка, потому что ей не с кем было его оставить.

На каждую ошибку с использованием сослагательного наклонения, на каждый неправильно употребленный род существительного сеньора Амалия отвечала длинной тирадой. «Как вы собираетесь работать с местной беднотой, если вы их не понимаете? – вопрошала она, опираясь сжатыми кулаками на деревянный стол. – А если они не поймут вас, как вы сможете завоевать доверие их лидеров? Через три-четыре месяца кто-то из вас окажется на побережье или на кофейных плантациях. Вы думаете, люди из общественных организаций будут ждать, пока вы ищете слова в словаре? Крестьяне будут сидеть и ждать, пока вы вспоминаете, как сказать, что молоко пить полезнее, чем агуапанелу[35]?»

После обеда, на занятиях по английскому, обозначенных в программе как «Американистика и международные отношения», Элейн и ее товарищи слушали лекции ветеранов Корпуса мира, которые по тем или иным причинам остались в Колумбии, и от них узнавали гораздо более полезные фразы, и совсем не про молоко и агуапанелу, а другие, общим ингредиентом которых было слово «нет»: нет, я не из «Альянса ради прогресса»[36], нет, я не агент ЦРУ и, прежде всего, нет, к сожалению, у меня нет долларов.

В конце сентября Элейн написала длинное письмо: поздравила бабушку с днем рождения, поблагодарила их обоих за вырезки из журнала «Тайм» и спросила деда, видел ли он уже фильм Ньюмана и Редфорда, молва о котором уже достигла Боготы (хотя сам фильм появился в прокате позже). Затем с неожиданной серьезностью поинтересовалась, что им известно о преступлениях в Беверли-Хиллз. «Здесь у всех свое мнение, ни один обед не обходится без разговоров об этом. Фотографии ужасные. Шэрон Тейт[37] была беременна, я не знаю, кто на такое способен. Страшно жить в этом мире. Дедушка, ты видел и более ужасные вещи. Пожалуйста, скажи мне, что мир всегда был таким». А потом перешла к другой теме. «Думаю, я уже рассказала вам о наших кварталах, – писала она. – Что каждый класс разделен на группы, и за ними закреплены определенные кварталы города, что остальные три члена ее группы – ребята из Калифорнии, умеющие „разрушать стены недоверия“ и договариваться с лидерами местных советов (подробные объяснения), легко достающие марихуану хорошего качества по хорошей цене (подробностей не было) в центре города. Раз в неделю она ходила с ними в горы в окрестностях Боготы, они добирались туда по грязным улицам, где легко можно было споткнуться о дохлую крысу, шагая между домами из картона и гнилых досок, мимо отхожих ям, открытых для глаз (и носов). У нас много работы, – писала Элейн. – Но я не хочу больше говорить о работе, оставлю это для другого письма. Хочу сказать вам, что мне повезло».