Звучащий свет - [24]

Таким уж, видно, и слыви, —

Один ты чувствуешь давно

Движенье общее Вселенной

К истокам сути сокровенной

Ночей, что с речью заодно.

6 июня 1992

«Эту книгу когда-нибудь молча открой…»

Эту книгу когда-нибудь молча открой,

Пролистай на досуге страницы, —

В ней почувствуешь, может, особенный строй,

Киммерийские вспомнишь зарницы.

В ней оставлено всё, что от глаз не скрывал,

Что не кажется ношей излишней, —

Разве каждый из нас на земле не бывал

Продолжением воли Всевышней?

Что за годы мы вместе с тобою прошли,

Что за вещее знали мы слово?

Понимаешь ли ты, что за жизнь мы вели?

Да и к новой едва ли готовы.

Чтобы душу в покровы пространства облечь,

Что за жертвы мы встарь приносили?

Что за тайны пытались в беде уберечь

И пощады вовек не просили?

Что за речь, отрешаясь от ржави и лжи,

На простор из груди твоей рвётся —

И откуда в тебе эта вера, скажи!

Ведь она не случайно даётся.

Не с тобою ли в мире мне стало светлей,

Где намаялись оба мы вволю?

Не о том я совсем – ни о чём не жалей,

Что нам выпадет нынче на долю?

Будешь ясной исполнена ты красоты

На краю октября, в непогоду,

Где горят, обжигая ладони, листы,

В индевелую падая воду.

Сновиденья твои переполнят цветы,

В эту явь начиная вторженье,

Где грядущего мы прозреваем черты,

Чтобы длилось любви постиженье.

11 июня 1992

«И всё же изумлению сродни…»

И всё же изумлению сродни,

Как в детстве, состояние такое, —

И весь ты – от порыва до покоя —

С возможностью изведать эти дни,

Постичь их суть, – уже накоротке, —

Почтить их память, может быть, в грядущем,

Настичь за веком, к сумеркам идущим,

Их ясный свет, – и, с розою в руке,

На краешке сознанья замереть,

Потом шагнуть растерянно и просто

Туда, где высь, где есть предвестье роста,

Туда, где глубь забвенью не стереть, —

Потом увидеть то, что лишь тебе

Дано увидеть в мире этом ныне,

Потом осмыслить это, – пусть в гордыне

От этого иным не по себе —

И поделом! – тебе не по пути

Ни с ними, ни с подобными, – вниманья

Ты ждёшь давно, ты жаждешь пониманья,

Поскольку жив ещё, как ни крути,

Поскольку зряч, – и слух распахнут вновь

Пространству, что со временем не в ссоре, —

И со слезой горючею во взоре

Верна тебе вселенская любовь.

28 июня 1992

«Навестила б сызнова меня…»

Навестила б сызнова меня

В серебре тускнеющего дня

Та, что столь желанною бывала

В те года блаженные, когда

В час, как выйдет первая звезда,

Стольких песен строки даровала!

В тишине шагреневой, сквозной,

Сберегла бы отданное мной

Всем живущим щедрыми горстями,

Подняла бы светлое лицо,

Ненароком вышла на крыльцо,

Чтобы сладить, может быть, с вестями.

Знать, немало терний и корней,

Что упрямей были и верней,

Чем роенье позднее вниманья,

С этой тканью чаянья срослись,

Где преданья нитью запаслись

Все, кто ключ отыщут к пониманью.

Застилая шумной пеленой

Этот мир, поистине иной,

Чем когда-то, в юности прекрасной,

Свежий ветер за море летит,

Всех простит – и всё-таки грустит

На краю земли огнеопасной.

Кто его, скажите мне, хмельней?

Или впрямь в раздумиях полней

Этот круг, разомкнутый однажды,

Этот лад, распахнутый всему

И спасённый только потому,

Что не скрыл ни голода, ни жажды?

Нет ему ни отдыха, ни сна —

Не такие помнит времена, —

И его за частыми слезами

Различишь, чтоб в бедах уцелеть,

Чтоб невзгоды вместе одолеть,

Постареть с открытыми глазами.

Нет мечтанью страхов или уз —

Не затеют разом девять муз

Невпопад общение с народом —

Что ему до слова моего? —

Вот и славим жизни волшебство

Под ещё родимым небосводом!

9 июля 1992

«Запела, выросла строка…»

Запела, выросла строка

Из мрака летнего и зноя —

Струенье хрупкое, сквозное, —

Зачем? – неужто на века?

На склоне призрачного дня,

За гранью памяти и ночи,

Чьи сны до чаянья охочи,

Зачем ты смотришь на меня?

Затем, наверное, дано

Всему живому в мире слово,

Что свет, с небес пришедший снова,

С землёю всюду заодно.

Побудь со мною! – что с того,

Что я так буднично немолод?

Ведь мы так празднично сквозь холод

Любви хранили торжество.

Постой! – мне вроде бы тепло

От этой дышащей устало

Волны, что ласку расплескала,

На берег рухнув тяжело.

Пойми – и всё-таки прости

За бред жестокий, многолетний

Эпохи, с просьбою последней

Способной дух перевести.

За то, что в сумерках её

Плутали часто мы вслепую,

Глотая истину скупую

Питья, а с ним и забытьё.

За то, что, выживший с трудом,

Не там, где надо, я храбрился —

О, дай мне Бог, чтоб свет продлился,

Которым издавна ведом.

14 августа 1992

«Покуда я сам не узнаю, куда…»

Покуда я сам не узнаю, куда

Уходит за памятью время,

Ночная звезда и морская вода

Со мной – но не вместе со всеми.

Покуда я сам не изведаю здесь,

Откуда берутся истоки,

Я вынесу бремя и выпрямлюсь весь

Внезапно, как свет на востоке.

Покуда я сам не открою ларцы,

Где свитки седые хранятся,

Пора не пройдёт, где волчицы сосцы

Не млеком, а кровью струятся.

Волчица степная, лихая пора,

Закатная, грозная эра!

Кого это тянет уйти со двора

Какая-то, право, химера?

Кого это ветром прибило к окну,

Засыпало солью и пылью,

Обвеяло пеплом у века в плену,

Чтоб завтра призвать к изобилью?

Кого это выдуло вихрем из нор,

Изрезало бритвами споров?

И чей это пот проступает из пор,

И чей это скалится норов?

Не всё ли равно мне? – я сам по себе —

И я не участник хаоса, —

И вовсе не тень проскользнёт по судьбе,